Подари мне надежду (СИ)

— Да… я хочу понять, почему ты тогда так завелся, почему он говорил о тебе гадости. Я же имею право?

И правда, имею ли?

— Вот же… — вздыхает и ссаживает меня с колен на соседний стул. — Думаешь, это так просто? Вот так взять и рассказать.

— Но ты попробуй. Вдруг получится?

— Ладно, уговорила. Подожди только минуту.

Остаюсь одна, не зная, чем себя занять. Нагота неожиданно смущает, и я иду в ванную. Накидываю халат, поправляю у зеркала волосы, что растрёпаны ласками и страстью. Я всегда спокойно относилась к своей внешности, но Влад так часто повторяет, что я красивая, что и сама начинаю в это верить.

— Ты где потерялась? — доносится из кухни.

Я выхожу из ванной, а Влад ловит меня, прячет в объятиях, и так хорошо на душе, так спокойно.

— Оделась всё-таки, — замечает, поглаживая по спине, а я прижимаясь теснее, понимая, что и сам он уже в трусах. — Я принёс кое-что. Посмотришь?

Влад увлекает меня за собой, садит себе на колени, обвивая руками, и кладёт на стол старый альбом с фотографиями.

— Если что, моих свадебных тут нет, — хмыкает, очень точно угадав ход моих мыслей.

— Ну и ладно, не очень-то хотелось, — бурчу, а Влад смеётся.

— Можешь полистать, — говорит, а я раскрываю первую страницу.

На сером картонном форзаце надпись убористым почерком: “Киреев Владислав Павлович, 1 июля 1986”.

— Это твоя дата рождения? Скоро уже…

— Она самая, — отвечает тихо, — но я его никогда не праздную.

— Почему?

— Не люблю. Так случается.

Не лезу с дальнейшими расспросами, потому что по тону понимаю: не стоаит. Ну и ладно, каждый человек сам может решить, чем ему заниматься в этот день: тосковать, работать или плясать до упаду в кругу родных и близких.

Тем временем листаю альбом, а на меня со всех фотографий смотрит Влад. Совсем крошка, чуть постарше. Светловолосый и светлоглазый, со смешным чубчиком, перемазанный шоколадом, деловито играющий в песочнице, кружащийся на карусели.

— Мамуля у меня — большой поклонник фотоискусства, — тихо смеётся, а я и сама улыбаюсь до ушей, настолько забавными кажутся детские фотки. — Дальше листай, нечего на мой голый зад засматриваться.

— Пфф, сейчас твой зад всяко красивее.

— А то! Я вообще богически прекрасен.

— И фантастически скромен, — ворчу, перелистывая плотные страницы.

— Скромность только барышень и украшает.

Вдруг, на одной из страниц я замечаю фотографию, на которой Владу лет десять, наверное. А рядом с ним высокий тощий черноволосый мальчишка с расцарапанными коленками. Сам Влад по уши в грязи, но такой счастливый.

— Это Илья, — опережает Влад мой вопрос, а я киваю. — А это, — указывает на следующую фотографию, — Марина, моя троюродная сестра. Не знаю, какого хрена я не спалил эти фотки, но уж пусть будут тогда.

На следующих фотках — а их не меньше двадцати — они всё время втроём. На деревьях, на даче, у моря. Марина хорошенькая: тонкая, звонкая, прозрачная, но с задорным блеском в глазах и озорной улыбкой. Такая же светловолосая, как и Влад, с каждой новой фотографией всё ближе льнёт к Илье. Наверное, сначала инстинктивно, а после, когда эта троица превратилась из детей в подростков, всё более осознанно. Даже в застывших на плёнке мгновениях видно, что Илья ей нравится.

А потом всё точно оборвалось.

— Мы дружили втроём, — раздаётся приглушённое, а я замираю, понимая, что вот сейчас Влад всё-всё расскажет. — Маринка жила в соседнем дворе, наши мамы были двоюродными сёстрами и лучшими подругами.

Я чувствую, что Владу тяжело об этом говорить, но он сильный, он всё сможет. Затаив дыхание, поглаживаю фотографию, будто бы могу теплом руки оживить тех, кто на ней изображён.

— Сначала просто дружили, но чем старше становились, тем я чётче понимал: Марина втрескалась в Илью по уши. Робко, несмело, сама, наверное, не отдавала себе отчёт, что каждую свободную минуту проводит с нами не потому, что весело, а потому что есть Илья.

— А он?

— А что он? Сначала не понимал. Мальчики вообще слегка туповаты, — невесёлый смешок, — но потом просёк. Удобно же иметь под боком на всё согласную дурочку… наверное. Не знаю, но Маринка всерьёз ему никогда не нравилась, просто организм быстро сформировался.

— У них…

— Ты хочешь знать, спал ли мой лучший друг с моей сестрой? Спал. И уже за это я мог бы его прикончить, но они ж прятались. Да и я ушёл в Суворовское.

— И что в итоге? — мне дико интересно, но отчего-то страшно. Страшно, что правда окажется чёрной и болезненной.

— В итоге… — вздыхает Влад и пьёт вино прямо из горла. — В итоге Маринка забеременела. Ну и… в общем, он её бросил, а она в петлю полезла. Хорошо, что вытащили. Я вовремя успел. Фух, всё, не могу больше, прости.

— Да-да, я понимаю.

По спине ползёт липкий холодок, и я ёжусь, жалея, что не оделась потеплее.

— Всё, что ты должна знать о нём: он переступит через любого, кто будет ему мешать. Он до сих пор не понял, отчего я его тогда чуть не убил, он не понял, что, пусть Маринка и сделала глупость, но ей в семнадцать лет было не справиться одной. А он её бросил и даже не понял, что натворил. И до сих пор не понимает.

— А она…