Подари мне себя

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Да.

— И вы ассистировали у меня на операции? — я кивнула. Он нахмурился, а в следующую секунду выпалил: — Скажите, почему вы позволяете этому Шестинскому разговаривать с вами так? Мне кажется, это недопустимое поведение. Неподобающее по отношению к вам.

От этого вопроса я опешила, не зная, что сказать, как ответить. Он сейчас правда у меня это спросил?

Какое ему дело, что и как? Да и Шестинский мой начальник, он вполне может так себя вести, ведь я была виновата в этой ситуации. Но никак не могу понять, почему гонщик задаёт мне такие вопросы.

— Вас не должно это волновать. Он мой начальник, — помотала головой, сцепив пальцы рук перед собой.

Я смотрела прямо в его глаза. Хоть и не вижу в окружающем полумраке, какого они цвета, но знаю это точно. Они синие. Ярко-синие, с голубой окантовкой. Невероятные…

— То есть вы позволяете так к себе относиться?

Свободин просто проигнорировал мои слова, вновь задав свой вопрос. Только больше нахмурился, и черты его лица стали жестче.

— Да. Мне приходится. Так уж вышло.

Я увидела, как его губы превратились в тонкую полоску, а руки, лежащие поверх белого одеяла, сжались в кулаки.

Глава 14

Соня

— Никому не стоит позволять так к себе относиться. Даже если это ваш начальник. Прежде всего вы девушка. А уже потом медработник.

Его голос твёрд, но в нём слышится напряжённость. И даже злость. Только не могу понять, на кого она направлена. На меня?

Вижу, как мужчина пытается держать все свои эмоции под контролем, сжимая руки в кулаки. Но это, по-видимому, даётся ему это с большим трудом.

Я прекрасно понимаю, что он пытается до меня донести.

Понимаю, что Шестинский повёл себя некрасиво по отношению ко мне — не только как к работнику, но и как к девушке. Некорректно было отчитывать меня перед нашим больным. Но также я понимаю, что здесь он начальник, а я подчинённая. И, если не хочу потерять свою работу, которую, между прочим, люблю, то должна вести себя спокойней. Не нарываться на неприятности. И тогда всё будет хорошо.

— Спасибо за ваш совет. Я приму его к сведенью.

Краем глаза смотрю на окно, за которым на город опустились сумерки. И мелкая изморось со снегом бьёт прямо в стекло.

Ну вот, опять пошёл снег. Как бы за ночь не намело так, что пробраться будет невозможно. Нет, я люблю зиму, но не когда сильные морозы, что зуб на зуб не попадает. И снега по колено, что из дома не выйти, не пробраться сквозь пушистые охапки снега.

К тому же, когда всё это белоснежное великолепие начнёт таять, а потом ударит сильный мороз, то всем нам и городу не избежать аварий.

— У вас смена закончилась?

В моё сознание ворвался голос Свободина. Вздрогнула и вновь перевела взгляд на него.

— Да. Как раз собираюсь идти домой.

Ещё мгновение назад его голос был напряжён, в нём сквозила злость и ярость. Сейчас же я не чувствую в нём этих эмоций. Лишь спокойствие. А значит, либо мне показалось, либо он смог быстро справиться со своими эмоциями. И скорей всего первое, потому что всё же он взрослый мужчина, а не двадцатилетний парень, которому тяжело справиться со своими чувствами.

— Идите домой. Уже поздно. Да и буря, кажется, начинается.

Я на это только лишь кивнула, полностью с ним соглашаясь. Всё же не хотелось застать бурю, а нормально добраться до дома.

— Да, вы правы. Не хотелось бы словить буран, — на мгновение замолчала, не решаясь спросить про то, как он себя чувствует и не нужно ли ему что-то.

Эти слова словно рвались из моего рта. И как бы я ни пыталась их сдерживать, прикусив кончик языка, не смогла с ними совладать. А надо бы держать себя в узде. Всё же гонщик для меня посторонний человек. И после того, как его выпишут, он исчезнет из этой клиники, да и, собственно, из моей жизни тоже.

Поэтому я должна держаться от него как можно дальше несмотря на то, что хочется быть как никогда ближе.

— Как вы себя чувствуете? Может, что-то нужно вам?

Ох, и дурочка ты, Сонька. Это спрашивать должна Дашка Крылова. Его медсестра, которую к нему приставили, но никак не ты. Тебе вообще Шестинский запретил входить в его палату, а ты всё равно попёрлась. И хоть бы меня никто не увидел, как я вхожу и выхожу из палаты Свободина. Тогда мне очередного дежурства не миновать.

Но свои слова я никоим образом уже не верну. Поэтому только и приходится, что стоять и ждать, что же он ответит мне.

И вот тут-то я и не знаю, чего хочу больше всего — чтобы он отказался от моей помощи, ссылаясь на то, что ничего не нужно, или же чтобы ему непременно что-то понадобилось, что я могла бы сделать.

Чёрт! Ну что же ты творишь, девочка? Не зная этого гонщика, ты уже поплыла, как мороженое на солнце в жаркую погоду. Но как же тяжело от него оторваться, не смотреть…

Красивый чертяга…

Гонщик смерил меня пристальным взглядом, вновь пройдясь по мне, на мгновение останавливаясь чуть дольше положенного на моих губах. А потом перевёл взгляд на мои глаза.

— Я чувствую себя хорошо, — интересно, он сейчас врёт? — Спасибо, но ничего не нужно.