Подари мне себя… до боли

– Какая же ты сволочь, Моронский! – громко крикнула Соня и нехотя слегка обхватила полы куртки по бокам Макса.

Двигатель заревел. Моронский аккуратно вырулил со двора и выехал на подъездную дорогу. У Сони тряслись поджилки. Она на автомобиле-то скорости боялась, а тут сидишь ничем вокруг не защищённый. А если сдует? Ей уже казалось, что они едут слишком быстро. Но скорость, как будто, только нарастала. В какой-то момент она почувствовала, что если сейчас не обхватит Макса со всей силы, то просто улетит назад.

И она обхватила. Что есть силы вцепилась в него обеими руками, и не в силах посмотреть, что происходит вокруг, зажмурила глаза. Сразу же почувствовала, как Моронский погладил одной ладонью сцепленные в замок вокруг его талии Сонины руки.

«Гад, – подумала Соня, – держись за руль обеими руками!»

«Пожалуйста!»

Рука его вернулась на руль и Соне показалось, что мир вокруг размазывается. Она уже ничего не слышала и не видела, кроме свиста ветра и нарастания низкого, утробного рыка из глушителей.

А когда мотоцикл вдруг стал входить в поворот и ей показалось, что они сейчас просто лягут на дорожное полотно, Соня завизжала. Как визжат на Американских Горках. В голос.

Глава 10

Едва стих рокот мотора, игнорируя все риски свернуть или сломать себе что-нибудь, Соня соскочила с мотоцикла. Зацепилась ботинком за какую-то железяку, все-таки, но, слава Богу, устояла. Передоз адреналином не способствовал ровному течению мыслей, а злость доминировала над всеми остальными эмоциями. И скрывать она это не собиралась.

– Ненавижу тебя, Моронский! Слышишь? – Соня резко стянула с себя шлем и сдула с лица выбившиеся пряди.

– Ш-ш-ш, тихо, тихо, – Макс тоже снял шлем и поднял руки щитом. – Я бы на твоём месте не разбрасывался признаниями. Ты в курсе, что Фенилэтиламин – вещество, вызывающее чувство влюбленности, входит в химическое соединение, которое мы привыкли называть ненавистью?

Он сделал пару шагов вперёд, расстёгивая куртку.

– Не подходи ко мне! – предупредила Соня. – Куда ты вообще меня привёз?

– На речку, не видишь? Красиво. Природа. Ты и природу не любишь так же сильно, как и меня?

– Не произноси этого слова, Моронский, – прошипела девушка. – Что ты можешь знать о любви, у тебя один секс на уме!

Макс взъерошил примятые шлемом волосы.

– Не знаю, – пожал он плечами. – Я люблю рибай, но у меня никогда не возникало желания его трахнуть.

О, это невыносимо! Просто невозможно! Соня закатила глаза и подняла голову к небу. Как с ним разговаривать? Как ему обьяснить? Что нужно сделать, чтобы он прислушался? Стать такой же циничной тварью, как он?

– Ты, вообще, любил когда-нибудь? – без особой надежды на вразумительный ответ, наконец, спросила она.

– Ну, в третьем классе мне очень нравилась одна девочка. Я ей признался в чувствах, а она подняла меня перед всем классом на смех. – Макс снял куртку и Соня невольно засмотрелась, как перекатываются под смуглой кожей твёрдые мышцы, увитые стеблями вен.

– И ты теперь отыгрываешься на всех женщинах? – она прищурилась, принудив себя отвести взгляд от его мощной груди.

– Пфф, зачем? – фыркнул Моронский, усаживаясь на брошенную на траву куртку и закуривая. – Я трахнул ее у себя в клубе, когда ее старый толстый муж сидел в соседнем зале, попивал мой коньяк и курил сигару, которой я его угостил. Гештальт давно закрыт, – глухо проговорил он, выдыхая сигаретный дым.

Соня шумно втянула воздух и покачала головой.

– Тебе когда нибудь говорили, что ты самый циничный тип на свете?

– Постоянно слышу! – совершенно невозмутимо ответил Моронский, – А я просто умею ждать.

Соня отвернулась от него, опустила голову и стала изучать шнурки на казенных ботинках.

Невыносимо было смотреть на него и слушать. Больно. И она не совсем понимала, почему именно больно. Почему эти его бестактные, порой даже хамские фразы так ранят ее? Он ей никто. Она его не звала в свою тихую размеренную жизнь. Соня вообще не должна была испытывать абсолютно никаких эмоций, кроме неприязни.

Но чувствовала. К сожалению.

Было в нем что-то такое, что притягивало. Этого Соня никак не могла отрицать. Его внешность (а сейчас Соня, наконец, набралась смелости признать себе, что Моронский чрезвычайно красив), внутренняя сила, мощь, власть, ум – редкое сочетание качеств, от которого легко можно потерять голову. И сама Соня чувствовала, что силы на исходе. Поддаться искушению, отдаться в его власть – так сладко, запретно. И она знала, что ощущения будут ни с чем не сравнимые, яркие, незабываемые. Чувствовала. И боялась. Знала, что перешагнув черту, пропадёт целиком, без остатка. А как жить после? Когда его игра закончится и он насытится? Что делать? В монастырь уходить?

– Ты сама-то знаешь, что такое любовь? – вопрос прозвучал неожиданно.