Подари мне себя до боли (СИ)

— Я, конечно, бумажник не проверял, банкноты не пересчитывал… — Он сделал ещё шаг и начал расстёгивать рубашку. — Но мне казалось, ты на дешевую путану, бабочку-капустницу не похожа.

Сорочка полетела на пол вслед за ремнём. Соня невольно прикрыла глаза, отрубая себе доступ к изображению, да только все зря. Хватило мимолетного взгляда, чтобы воображение дорисовало голый торс мужчины, пышущий жаром, мощную грудь в чёрных волосках, живую змейку золотой цепочки на ней, и вены, набухшие на больших, сильных руках.

«О, всё, завиляла хвостиком», — презрительно проворчал Сонин внутренний голос.

Был бы хвостик — завиляла.

Соне казалось, что у неё у самой лифчик сейчас лопнет из-за гипервентиляции легких… Она заставила себя часто поморгать, чтобы сбросить наваждение и уставилась в пол, потому что выдержать этот его взгляд не представлялось возможным. Он её пугал. Так сильно, что она уже кляла себя за тайную надежду встретиться с ним вновь. Не так она себе это представляла, глупая!

«А ты думала, он с цветами и конфетами в гости придёт?» — съехидничал другой внутренний голос.

— Не понравилось, что ли? — Макс подошёл уже почти вплотную. — Так ты в антракте сбежала! Там ещё два акта должно было быть. Как минимум.

Ноги у Сони подогнулись, будто вареные, вся кровь, какая в ней была, ринулась к лицу, пульс барабанил в уши, оглушая до звона.

«Господи, Моронский, какой же ты тупой! Как, впрочем, наверное, все мужчины!»

— Я сейчас всё исправлю! — прозвучало, как угроза.

Она опять позорно подвернула щиколотку.

— Чё, ноги не держат?

— М… Макс… — пролепетала Соня.

Расстояние между ними сократилось в ноль. Она уже слышала, как он пыхтит и клацает зубами возле ее уха. Чисто зверюга, обнюхивающий добычу. Того и гляди, слюна капнет ей на воротник… Горячая лапа опустилась Соне на ягодицу и сильно, агрессивно сжала. Цепкие пальцы впились в ткань юбки. Грубо. Больно, но не там. А в том самом месте, которому Соня больше не была хозяйкой.

— Ты разувайся, проходи, — выдохнул он ей в ухо, жаром опаляя тело до сосков и оттесняя назад, вглубь квартиры. — Мы тут надолго.

— Мм…Мааакс, — Соня сделала ещё попытку сказать кое-что очень важное, но он не дал — впился алчным ртом в ее губы.

Ничего не получалось. Протестующее Сонино мычание Моронский понимал так, как ему позволял его затуманенный похотью мозг. То есть, как стон готовой к спариванию самки, ни больше ни меньше.

Блузка теряла пуговицы пропорционально тому, как Соня прощалась с силами.

Лапа с ягодицы метнулась вверх, к затылку, привычным жестом вцепилась в волосы, а вторая и нырнула в разодранную на груди блузку. Забралась под лифчик. Грубо стиснула плоть, подобралась пальцами к соску, ущипнула, снова накрыла и сжала.

Господи! Да, даже если бы вокруг все полыхало синим пламенем, она бы ничего сказать не смогла. Макс напал на ее губы, властно мял их своими, прикусывая зубами и языком мучил изнутри. Проникал своим дурманом, разбегался по венам и сосудам, унося сознание в «глубокие дали Сальвадора ДалИ».

А у неё каблуки вязли и путались в высоком ворсе ковров.

Надо было срочно что-то сказать.

Соня втянула носом побольше воздуха. И промычала:

— Н-н-н-нет.

— Да! — возразил твёрдо Макс.

— У-у, — протестующе замотала Соня головой, — Н-нет!

— Да!

На Соне опять что-то треснуло.

— Макс, нет! — удалось ей почти членораздельно.

— Да! — рыкнул Моронский сквозь зубы и его передернуло.

Когда Сонин каблук намертво увяз в ковре, ее сумка свалилась с плеча, упав на пол, раскрылась и исторгла из себя россыпь тампонов.

Макс увидел это и замер.

«Ну, наконец-то…»

— Нет… — тихо произнёс Моронский.

— Да! — Бодро закивала головой Соня.

— Нет. Скажи. Что это не то. О чем я думаю.

— Моронский, я не знаю, о чем ты там думаешь, кроме утоления своих примитивных инстинктов! Но это, однозначно, не патроны и это не курят! — выпалила Соня.

Макс чуть отпрянул. Уставился на неё, будто дополнительные дырки в ней просверлить хотел. Вытащил из-под Сониной рубашки лапу и запустил ее в свою шевелюру.

— Ты меня ими убила… Ты меня сейчас раскалённого ледяной водой окатила!

— Ну, ты ж любишь баню!

— Орлова, скажи, что это такой грамотный развод на бабки! Если так, то скажи, сколько ты хочешь? Любую, сука, цену назови! Завтра же, нет, сейчас же переведу. Я никогда! Никогда раньше, до встречи с тобой, не вёл себя, как полный кретин. Почему с тобой все через жопу? — Макс рухнул в стоящее в углу кресло. Посидел секунд пять, пока до него доходила мысль: — Кстати!

Моронский поднял взгляд и с хитрым ленинским прищуром общупал им всклокоченную Соню.

Она пыталась заправить распахнутую блузку обратно в юбку и хоть как-то пригладить дыбом вставшие волосы, балансируя на одном каблуке, потому что второй пал героем в неравной схватке с ковром.

— Ты номером ошибся, — дунула Соня себе на лоб, поправляя на бёдрах юбку. — Я — дизайнер, а не девочка по вызову!

— И это самый большой проёб в твоей жизни! Ты бы преуспела! Из Дубая бы не выезжала. Или из Монако.

Соня захлебнулась накрывшей её волной возмущения. Стояла и хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.