Подари мне себя до боли

- Мне надо отлучиться часов на пять-шесть, - услышала она шёпот и у неё защекотало в ухе. - Ты спи. Дождись меня.

Он чмокнул ещё раз, но уже в висок.

- Спасибо за лекарства. Я встал с огурцом!

И исчез.

***

Макс поднимался  в лифте, подпрыгивая в нетерпении. У него дома такая телка, а приходится проводить какие-то скучные совещания, вместо того, чтобы надеть ее на себя и не снимать.

Весь процесс рабочий запорола, сучка маленькая. Ни на одном вопросе сосредоточиться не смог, как следует. Все время башку к окну отворачивал, пока начальники отделов распинались по очереди. Ни хрена не запомнил, чего они там лопотали. А на подходе, между прочим, партия дорогого алкоголя. Чёрная и белая. По чёрной вообще вопросов острых, как у прокурора. С ней ещё и товар чужой прицепом идёт. Проблем до хуя, а он слюни распустил прямо на летучке, размечтался, как приедет домой и напялит Соньку по самые бубенцы.

Уже в холле он повёл носом и в желудке заурчало от запаха чего-то съедобно-домашнего. Мысли о сексе отступили на второй план. Он даже разуваться не стал и шаг укорил.

И сразу замер, как истукан, будто в него холодной водой плеснули из-за угла. На кухне вместо тонкой, гибкой Сони возилась крупная Фрекен Бок - Римма. Увидев его,  домомучительница всплеснула руками и воскликнула:

- Я, значит, труп твой закапывать приехала. А ты уже живой?

- А где? - Моронский огляделся вокруг Траволтой.

- Соня? А, она ушла. Меня, наверное, застеснялась. Скромная такая. Это ее трусы ты хранишь под подушкой?

Макс скрипнул зубами.

- Тебе надо было родиться в теле чернокожей бабы, тебе б пошло!

Он подошёл к плите, сунул нос под крышку кастрюли и понюхал.

- Ммм, красная густая жижа? Сто лет не ел! Спасибо!

- Мне-то за что? Это вон Соне своей скажи. Это она варила.

Макс так и застыл с крышкой в руках.

Вот чертовка! Теперь ещё и в желудок ему нацелилась! Высоко метит.

Ладно. Попробуем. Чё она тут наварила...

Глава 34

«Пио-пио-пионы, дарит новый знакомый —

Он питает слабости или хочет сцапать.

В его взгляде патроны, как Сильвестр Сталлоне —

Он убьет меня наповал, он застрелит насмерть.

Так знакомы симптомы: с головою и в омут,

Я питаю ласковость к этим грубым лапам.

Пио-пио-пионы, я б хотела попробовать…

Губы вкуса мякоти самых красных маков»

"Химия" Моя Мишель 

Петь в расчёску с полотенцем на мокрой голове? Запросто!  Соня всю последнюю неделю слушала «Мою Мишель» и уже наизусть знала почти все песни. Мама тактично намекала, что неплохо бы   сменить пластинку, она ж - Соня, не одна в доме живет! А то даже соседи уже в курсе, что у Сони Орловой из семнадцатой квартиры «химия к мальчику».

- Потише сделай! - услышала она из коридора.

Мама появилась на пороге ее спальни, глядя как-то подозрительно таинственно.

- Телефон! - сказала она, протягивая Соне трубку домашнего аппарата. И тише добавила:

- Очень глубокий баритон у твоего полового контакта!

Соня вспыхнула, сердце чуть не выпрыгнуло из-под футболки. Холодными пальцами она взяла трубку и выдохнула севшим голосом.

- Да!

- Телефон заряди, балда! - буркнул баритон.

- И тебе добрый день, Моронский! - Соня даже не удивилась, откуда у него ее домашний номер.

- Угу, у тебя полчаса, чтобы собраться.

- Куда?

- Гулять идём. У нас свидание! Все, как подъеду - позвоню.

И отключился.

Куда гулять? Где? Как одеваться? Почему с ним всегда так сложно? Хоть социальную сеть какую заводи, чтобы в статусе поведать всем о трудностях отношений с плохо воспитанным порочным демоном.

«Каблуки клик-клак; мам, плохие новости.

Вижу, что мудак - только я иду знакомиться».

*** 

Моронский уже три минуты, как подкатил к подъезду. Вышел из мерина, облокотился на крыло, закурил. Посмотрел на часы.

«Да, давай ещё подождём. Мало же он ещё ждал?»

Позырил в телефон. Проводил взглядом какую-то телку, чисто на рефлексе. А когда снова поднял глаза на дверь Сонькиного подъезда - обомлел.

Шоколадный шёлк в высокий небрежный пучок собрала. На носу темные очки. Платье, то самое, легкое,  темно-красное в мелкий цветочек, на завязках, в котором она дорогу переходила перед капотом Виталикиного Ленд Ровера.

Творю ж мать! Его ж даже снимать не надо. Просто за тесемку потяни и она голая!

Подошла. Сиськи торчат. Макс опустил голову, заглянул поверх оправы очков в вырез Сониного платья. А там тонкое белое кружево плотно облегает ее грудь, контрастирует с медовой кожей. И запах... У Макса яйца в штанах потяжелели. Запах цветущего миндаля. Он узнал его, наконец-то! У него под окнами каждую флоридскую весну распускались нежно-розовые цветы на ветках, источая этот аромат: терпкий, тягучий, нежный, чистый, стыдливый... с ноткой цианида...

- Потерял там что-то, Моронский?

Очки сняла, глазками хлопает. С ресничками, от взмаха которых  легко можно улететь нокдаун. И улетел бы, будь он в ее весовой категории.

Черт! Какая же она охуительная. В этом платьице своём простом, в мокасинах белых. Не нужно ей это всё дорогое брендовое шмотьё, за которое телки сосут. Ей вообще одежда не нужна. Она должна голая ходить у него дома. Ну, максимум в чулках. В сетку.