Подари мне себя до боли

Ровно в шесть Соня шагнула из лифта на этаж офиса Моронского. За стойкой ресепшена, глядя в пудреницу, прихорашивалась сухая, строгая, но чрезвычайно  стильная дама. Она посмотрела на посетительницу поверх очков.

- Девушка, вы куда? - спросила она не очень дружелюбно.

- Здравствуйте, меня Максим Андреевич ждёт.

Не успела Соня договорить, как за стойкой затрещал внутренний телефон.

- Да, Антонина Семёновна, - помолчала, слушая, - поняла. Проходите, - она указала на стеклянную дверь, - прямо, налево и до конца по коридору.

- Спасибо, я знаю.

В приемной ее встретила другая стильная дама. Эта понравилась Соне больше первой. Главным образом из-за того, что вопреки Сониным ожиданиям она оказалась чуть полноватой, приятной женщиной лет пятидесяти,  а не двухметровой моделью Виктория Сикрет. Она поприветствовала Соню и указала на дверь кабинета Моронского.

Соня выдохнула и вошла.

Он сидел за столом. В своей идеальной рубашке, в идеальных брюках и туфлях, стоимостью с ее квартиру. Макс что-то изучал в разложенных бумагах, но увидев ее, откатился  в кресле назад и уставился своими пронзительными карими глазами.

Ну, вот опять у неё затряслись колени. Сколько можно?

- Как прошёл рабочий день? - произнёс Макс, вставая.

- Спасибо, неплохо, а у тебя? - она машинально закусила губу, глядя на плавные движения мужчины. Ее мужчины?

Он прошёл мимо, обдавая запахом табака, мяты и парфюма, а Соня проводила взглядом его крепкий орешек и широкую спину. Господи, не мужик, а дьявольское изваяние!

Моронский открыл дверь, сказал:

- На сегодня можете быть свободны, Антонина Семёновна. - закрыл и набрал код на панели рядом.

Затем подошёл к Соне сзади, положил руки на талию и шепнул в самое ухо, слегка касаясь губами мочки:

- Не могу похвастаться. Стол все время мешал сосредоточиться. - пробормотал он. - Как тебе кино? Понравилось?

От скорости развития темы, у Сони под ногами пошатнулась планета.

- Да, неплохо, - буднично проговорила она, с великим трудом подавляя смущение и сбой в работе вестибулярного аппарата. - Можешь вполне претендовать на «Оскар» за режиссуру и главную роль. Операторская работа только подкачала.

- А ты бы попробовала трахать себя и телефон держать одной рукой. - И, понизив голос ещё на два тона, добавил горячо: Кстати, попробуй, как-нибудь! Заявление принесла?

Блин, он что, серьезно?

- Макс... - попыталась возразить Соня, но руки забродили по ней, лишая дара речи. - Ты же не серьезно... это же просто бумажка...

Макс глухо, сбивчиво простонал, когда обнаружил, что под блузкой  ничего нет. Замер и несколько раз прерывисто вздохнул. Потом отстранился, обошёл ее, поднял голову за подбородок, принуждая смотреть ему в глаза.

- А мне что, заставить тебя его кровью подписывать, чтобы ты осознала всю серьёзность?! - он перевёл взгляд на галстук. Ухватил, накрутил на пальцы его край и потянул на себя. - Занятный у тебя аксессуар. И знакомый.

Поцелуй был рваный, глубокий, какой-то нервный даже. Он пил ее влагу жадно. Как будто угоревшему от жажды человеку дали, наконец,  немного воды. А он и воду выпил и сосуд доедает. Боже, что с ним творится? Неужели это она, Соня, на него так действует? А он со всеми такой или только с ней? Сексуально одержимый.

Да и сама Соня не отставала. Плавилась и стекала, как мёд, ему под ноги. Тонула в темных омутах, льнула всем телом и неудержимо дрожала.

Наваждение какое-то! Все это как-то неправильно, противозаконно и опасно. Как если бы она неслась на краденой машине, на красный свет, на всей скорости - либо проскочит, либо влетит и конец! Ей бы остановиться… Но тормоза давно отказали...

Он оторвался от ее губ. Двинулся назад к своему столу, увлекая её за галстук, как за поводок.

- Заявление, Соня, - повторил он, отпуская края галстука.

Вот ведь больной!

Она достала из папки листок. Протянула его Максу трясущейся рукой и облизала опухшие губы.

- Подписывай!

Соня цокнула и закатила глаза. Развернулась к столу, оттопырила Максу попу, наклонилась над столом, прогнув поясницу. Взяла первую попавшуюся ручку и, не глядя, поставила в углу примитивную закорючку. И сразу же получила увесистый шлепок по ягодице. Боль опалила, но тут же растеклась приятным теплом до самого затылка и откатилась горячей волной в трусы.

Уфф… боги… безумие…

Раньше они с мамой всегда тихонько похихикивали над сценами безудержной страсти в фильмах про любовь. Мама - нервно, Соня - глупо. На эпизоды, где с героев слетала одежда, Вера Александровна реагировала презрительным фырканием и, по-Станиславски недоверчиво, поджимала губы.

Теперь, когда Сонина жизнь превратилась в один из таких фильмов, стало не до смеха. Кто однажды испытал этот огонь, тому в аду не жарко.

Соня придвинула к Максу папки с эскизами. Как она и предполагала, Моронский даже смотреть их не стал. Бросил коротко:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍