Под корпункт снималась на сорок третьем этаже нового небоскреба просторная квартира с двумя спальнями, гостиной и столовой. Манхэттен. Район семидесятых улиц. Когда они приехали, жена Нодара красавица Сильвия томно отдавала команды двум официантам, приглашенным из соседнего ресторана: «Бар у нас будет, вон в том углу. Для стейков мангал установите на балконе. Устрицы разнесите на четыре столика». Безукоризненно одетые, вышколенные юноши молниеносно исполняли все приказы: «Yes, mam. Just a minute, mam. Excellent, mam!»
Гости стали приходить, когда еще не было семи часов. Первым прибыл низкорослый щуплый японец. Курносый, с узкими подслеповатыми глазками, он неслышно проскользнул вдоль стены в гостиную и оказался между Сергеем и Иваном, которые стояли у окна, наблюдая за тем, как город постепенно погружался в электрический свет.
— «Киодо цусин», — осклабившись, он протянул крошечную ладошку, как бы предлагая ее пожать тому, кто первый захочет это сделать.
— «Известия», — по-хозяйски представился Сергей.
— Оцена каласо! — залепетал японец по-русски. — Моя так слазу понимайт, оцен слазу.
Он быстро обежал все помещения, заглянул даже в стенной шкаф: «Исфините, моя думала, эта двер ф комнат». Опять подошел к Сергею, сообщил: «Фладивосток — каласо. Кабаравск — одена каласо». И, выпив рюмку водки, к чему чуть ли не насильно принудил его Нодар, исчез.
— Смешной японец, — заметил Иван. — У меня почему-то было такое ощущение, что он гораздо лучше говорит по-русски, чем демонстрирует.
— Разумное наблюдение, — сказал Нодар. — Полковник Хосимоту такой же журналист, как я — король Уганды. Кстати, он гражданин США. Чем ближе я его узнавал, тем больше утверждался во мнении — вот он, штабс-капитан Рыбников американского розлива. Помните, конечно, рассказ Куприна?
Гости повалили дружно. Журналисты, бизнесмены, политики, актеры, писатели, художники, дипломаты. «Широкий круг знакомств, — одобрительно думал Сергей, меняя собеседников и собеседниц. — Теперь понятно, откуда у него всегда такая богатая фактура в статьях — и политических, и экономических, и на культурные темы. Уж он-то не спутает Уоллеса с Уеллесом, Нью-Йорк с Нью-Арком, а город Вашингтон со штатом того же названия. И Иван тоже — всех знает, со многими на короткой ноге, он в этой атмосфере как рыба в воде. Здорово. Глядишь — и мне поможет. Легонькой».
Когда Сергею представили парня лет тридцати, могучего телосложения — светлые волосы бобриком, глаза постоянно смеющиеся и вместе с тем колючие, четкий прямоугольник лба впечатляет своими размерами, — он, извинившись, попросил повторить фамилию. «Точно он, кандидат в Конгресс от демократов».
— А у меня для вас письмо, — сообщил Сергей.
— Для меня? У вас?! — Парень засмеялся откровенно недоверчиво.
Сергей достал из шкафа в спальне чемодан, вынул пачку писем, нашел нужное.
— Вот, — протянул он продолговатый конверт, вернувшись в гостиную. Парень раскрыл послание, быстро прочитал текст и посмотрел на Сергея совсем другими глазами:
— Вы друг Элис: значит, и мой друг. Мой дом открыт для вас всегда. Я хочу за это выпить. Не каждый день обретаешь настоящих друзей. То, что с Элис и от Элис, — настоящее.
Они чокнулись, выпили, крепко пожали друг другу руки.
«Элис, милая! — думал Сергей. — Как я хочу, чтобы ты быстрее приехала сюда. Ради службы? И ради службы, конечно: это важно. Но важнее другое. Я люблю тебя. И этим все сказано».
ВИВАТ, ШКОЛА!