Нет, недаром даже явные недоброжелатели и просто завистники в Наркомпросе, Мосгороно, районо и околопросвещенческих структурах вынуждены были скрепя сердце считать Ивана организатором высшего класса. За две недели снятое под школу помещение, приемлемое по выделенным центром ассигнованиям (суммы были взяты почти с потолка), и совершенно не подходящее для устройства в нем классов, преобразилось неузнаваемо. «Блиц-ремонт», как назвал его американский контрактор, удивил даже видавших виды опытных янки. Были убраны многочисленные легкие перегородки, и полутемные клетушки, в которых ранее размещались мелкие и средние фирмы с сомнительной репутацией, превратились в просторные, светлые, нарядные классы. На стенах были развешаны репродукции картин Репина, Сурикова, Федотова, Васильева, Шишкина. К удивлению Ивана, окна оказались без подоконников, и он распорядился разместить горшки с цветами на полах вдоль них. Школьных парт, привычных для советских школ, тоже не оказалось, и вместо них были поставлены столы и стулья. Приехавшие из Вашингтона за день до открытия первой советской школы в Западном полушарии посол Трояновский и секретарь парткома посольства Левшин не спеша прошли по всем классам, придирчиво разглядывая полы и потолки, оснащение кабинетов, снаряды в спортзале. Трояновский пару раз подтянулся на турнике, а Левшин с разбега перепрыгнул через коня, звонко шлепнув по его боку ладонью. В пионерской комнате, где на трех шахматных столиках были расставлены фигуры, размещался небольшой бильярд, а у дальней стенки на особой подставке поблескивал металлом и стеклами новенький кинопроекционный аппарат, Трояновский сказал:
— Учебные классы, столовая, общежитие для тех ребят, которые будут приезжать из Вашингтона и находиться у вас пять дней в неделю, — все превосходно, иного слова не подберешь. Есть одно «но» весьма серьезное. Пейзажи, натюрморты, исторические картины — все это хорошо. Но даже в этой комнате, — он повернулся, обвел руками стены, — не нашлось места портретам вождя и членов Политбюро.
— Я заказал все это из Москвы вместе со всеми другими репродукциями, но до сих пор портрет Сталина работы Гавриила Горелова не пришел, — развел руками ожидавший этого вопроса Иван.
— Не будем усматривать везде и во всем вредительские происки, — после небольшой паузы сказал посол, посмотрев при этом на секретаря парткома. — Мы могли бы выручить школу? Завтра здесь не только наши, американская педагогическая общественность и пресса тоже будут. Ведь так?
— Так, — подтвердил Иван. — И приглашения разосланы, и подтверждения получены.
— Так что — выручим школу? — повторил вопрос Трояновский.
— Сегодня же доставим все портреты, — ответил Левшин, с явным осуждением глядя на директора школы. Иван под этим взглядом поежился, хотя вряд ли он мог предположить, что с очередной диппочтой в Москву отправится информационное письмо парткома, в котором его «политической близорукости, граничащей с саботажем» будет уделено особое внимание. Более того, копия этого письма будет скрупулезно подшита в его личное дело. Инструкция ЦК Наркоминделу: порядок есть порядок.
До предела насыщенная и многоцветная палитра нью-йоркской жизни отметила торжественное открытие советской школы разными красками. Слова приветствий госдепартамента и мэра Нью-Йорка были сдержанными. Репортаж в «Нью-Йорк таймс» был озаглавлен «Коммунистическое индоктринерство пришло в наш город». С утра квартал, где находилась школа, был оцеплен нарядами полиции. И не напрасно — уже к полудню перед зданием стали собираться демонстранты. Ближе к приему, назначенному на семь часов вечера, их уже было около ста пятидесяти человек. Они несли плакаты с лозунгами: «Жидобольшевистские бандиты! Прочь из нашей страны истинной демократии со своими марксистскими догмами и диктаторским террором!», «Долой кровавых палачей из Кремля!», «Хозяева Коминтерна — вы сами захлебнетесь в крови и дерьме мировой революции!». Из рупоров доносились выкрики: «Сталин — душитель свободы!», «Америка — оплот разума и счастья всех людей!».
Подкатил роскошный «паккард» с красным флажком на капоте. Из него вышел энергичный, подтянутый Трояновский. Толпа манифестантов взорвалась проклятиями. Посол повернулся, расцвел, сверкнул голливудской улыбкой, помахал приветливо обеими руками. Сын военного, сам в молодости военный, прошедший через революционное подполье, тюрьмы и ссылки, суровую школу эмиграции, он умел артистично владеть собой в любой критической ситуации.
Трояновский поздоровался радушно с учителями, Иваном. Продолжая улыбаться, сказал ободряюще:
— Подобный аккомпанемент к вашему празднику, надеюсь, вас вдохновляет.
— Признаться, я ничего подобного не ожидал, — произнес Иван растерянно. — Школа советская и для советских детей. У американцев вроде бы не должно быть поводов для беспокойства.
Трояновский посмотрел на беснующихся людей: