Подари себе рай

Кстати, этот король викингов сказал, что работает в «Гудке». Она слышала об этой газете. Не такая влиятельная, как «Правда» или «Известия», зато пишущая братия там талантлива и исподтишка фрондирует сквозь смешки и хаханьки. Он, Сергей, мог бы многое подсказать, как-то сориентировать. А она даже не знает, как с ним связаться. Его дом Элис ни за что не найдет. Она так бежала оттуда, что не запомнила никаких ориентиров, которые могли бы помочь в поисках. Помнит красивую церковь. Но таких церквей в Москве больше, чем окон во всех небоскребах Нью-Йорка. Да его сейчас наверняка нет, какой журналист будет сидеть дома до полудня. А получить хотя бы жиденький бэкграунд о чиновнике, с которым у нее предстоит встреча, было бы ох как кстати.

Элис еще успела сбегать в гостиничный газетный киоск и купить свежий номер «Гудка», когда — как всегда минута в минуту в двенадцать — в дверь номера постучал ее преподаватель русского языка, педантичный до тошноты Карл Хансевич Шварц. Немец, получивший образование в Сорбонне, он вот уже сорок лет жил в Москве. Полиглот, эрудит, до августа 1914 года он был профессором на кафедре лингвистики Московского университета. Уволенный в отставку на второй день войны, перебивался частными уроками и переводами. Совершенно обрусевший, Шварц был женат на дочери фабриканта, тоже с немецкими корнями, имел двух взрослых замужних дочерей и недоросля-сына. Был одержим сравнительным анализом языков и политикой никогда не интересовался.

— Мисс Элис, — говорил он с горькой досадой Наполеона, проигравшего битву при Ватерлоо, — мы же с вами уже выяснили, что в русском языке — в отличие от английского — категория рода и все, что с ней связано, имеет чрезвычайно важное значение. Не «мой шуба», но «моя шуба», не «моя стул», но «мой стул», не «мой кольцо», но «мое кольцо». Флексия — прежде чем сказать что-либо, думайте о флексиях. Автоматизм придет потом. Именно путаница с суффиксами прежде всего выдает иностранца. И, конечно, произношение. Не «лублу», но «люблю». Звук этот довольно близок к тому, который слышится в английском «grew», «stew», «nu». Теперь спряжения…

Обычно Элис занималась с явным удовольствием, и даже Карл Хансевич был доволен, хотя и ворчал, придираясь к пустякам. Сегодня же она была как на иголках, делала много ошибок и то и дело ненароком смотрела на часы. Наконец Карл Хансевич, рассерженный и расстроенный, удалился, задав этой «взбалмошной, несерьезной американке» вдвое больше, чем всегда. Элис схватила телефонную трубку и назвала телефонистке номер, указанный на последней полосе газеты.

— Редакция «Гудка», дежурный по номеру слушает.

— Можно Сергей?

— Во-первых, я — не Сергей. А во-вторых, чего, собственно, можно?

— Мне нужно Сергей, — довольно раздраженно сказала Элис.

— Гражданочка, какой Сергей вам нужно? — Ехидный мужской голос звучал заинтересованно. — У нас семь отделов, и в каждом отделе по Сергею, а в секретариате их даже два.

— Ну… такой болшой, такой силный…

— Хм… если только в этом дело, я вполне могу его заменить.

Элис бросила трубку, понимая, что зря теряет время. Да, фамилию короля викингов она не знала, ей и спросить ее вчера было ни к чему. Damn Russian Vodka — это же надо! — превратила ее в заурядную шлюху.

«Господи, прости меня и помилуй!» И все время, пока Элис шла к зданию Наркоминдела на Лубянке, она каялась и молилась…

Сергей был расстроен и озадачен неожиданным бегством Элис. Он понимал, что отсутствие привычных удобств могло быть ей неприятно. Но чтобы это принудило ее к бегству после такой ночи — он никак не мог предположить. Жаль, славная девка. Таких сладких, нежных, неистовых у него еще не было. Таких бесшабашно, отчаянно, необузданно страстных. Жаль — не то слово. Он разыщет ее во что бы то ни стало. Весь город перевернет, но разыщет!

Приехав в управление, он кратко доложил начальнику о вчерашнем знакомстве. Профессиональный революционер, умудренный тонкостями и хитростями многолетней подпольной конспиративной работы дома и в доброй полдюжине европейских стран, некоторое время молча чертил карандашом какие-то фигурки в настольном блокноте. Оторвал глаза от бумаги, глянул на Сергея испытующе. Заговорил доверительно, словно рассуждал сам с собой: