Подари себе рай

Дотянувшись до шторы, он выглянул в окно. Вдаль убегали разновысокие крыши. Неслышно открыв шпингалеты, Сергей потянул квадратную раму, держась руками снаружи за узкий подоконник, завис над оранжевой черепицей соседнего особняка. Услышав уже не стук, но грохот, доносившийся теперь из его номера, он разжал пальцы и через несколько секунд уже бежал то по довольно крутым, то сравнительно пологим крышам объятого вечерним весельем города. Доносившиеся снизу взрывы хохота, рваные джазовые мелодии, бесцеремонный рев клаксонов надежно заглушали шум его шагов. Кабачок, в котором работал кельнером один из связников, был расположен в районе порта. Оторвавшись от погони, Сергей — время позволяло — заскочил в недорогую парикмахерскую. И с удовольствием отдался в руки пожилого мастера. Бритье, компрессы, массаж успокаивали. «Пустяк, а ведь доставляет наслаждение». Его было насторожило, когда почти одновременно в кресла слева и справа уселись два солидных бюргера — в меру пожилые, в темных стандартных костюмах-тройках, оба удостоившие его долгого, внимательно изучающего взгляда. Однако по беседам, завязавшимся между клиентами и мастерами, тотчас понял — тревога ложная. Семейные старинные знакомые, импровизация подобного рода просто невозможна. Полулежа в кресле, Сергей пролистал свежий номер «Фелькишер беобахтер», задержался взглядом на разделе объявлений. Ожидаемого сообщения все не было.

Добравшись до популярного питейного заведения «Ганс и Гретхен», Сергей остановился на противоположной стороне улицы. Водрузив ногу на невысокую тумбу уличного чистильщика обуви, он с чувством досады обнаружил, что лампочки, составлявшие первую и последнюю буквы в названии кабачка — Г и Н, — горят заметно ярче, чем все остальные. Это был сигнал тревоги. Кельнер Георг завербовал электрика и тот установил остроумный реостат. Получился надежный и необычный способ оповещения.

«Ребята из гестапо не зря свой хлеб с маслицем едят, — с горечью усмехнулся Сергей. — Провал явки в Бремене — это раз. Напали на мой след — это два. И вот — «Ганс и Гретхен». Хорошо, если это разрозненные неудачи. А если звенья одной цепи?…»

Небольшими группами — по три-четыре человека — по улице прошли молодчики Рема. Разгоряченные шнапсом и пивом, они развязно гоготали, ругались, клялись, что очистят Германию от красной заразы и жидовского отребья — кровососов и захребетников. Из кабачка грациозно выплыли две расфуфыренные, раскрашенные шлюхи. Изрядно потрепанные (обеим было под сорок), они манерно изгибали руки, привычно стреляли из-под густо насурьмленных век уставшими от жизни глазами, являли миру раз и навсегда приклеенную профессиональную улыбку. Их кавалеры на ночь, молодые армейские офицеры, держались снисходительно — галантно вели своих дам под руку, цедили сквозь сигаретный дым двусмысленные скабрезные шутки.

Сергей решил попытать счастья на запасной явке. О скорейшей встрече с Францем Якобом и Бернхардом Бестлейном, вожаками подполья, зависело выполнение его нынешнего задания. А выйти на них можно было только через двух его связных. Одна явка провалена. Неужели и вторая тоже? Она находилась недалеко от Оперного театра. Ночное кабаре, прима кордебалета Лола Мейбург. Сергей расплатился с чистильщиком ботинок, подошел к бровке тротуара, стал ловить такси. Офицеры с дамами пересекли улицу — видимо, им тоже нужно было куда-то ехать, — стали рядом с Сергеем и тоже принялись голосовать. Прохаживавшиеся невдалеке шлюхи, не заполучившие пока своих ночных клиентов, напутствовали более удачливых товарок: «Сделайте этих генералов нашими постоянными ухажерами!», «Укрепим боевой дух великого вермахта!».

— Какой большой, какой славный мальчик! — ласково пропела, глядя на Сергея, одна из офицерских подруг.

— Шпак! — презрительно сплюнул ее кавалер. Бесцеремонно оттерев Сергея от подъехавшего такси, он пропустил дам и товарища внутрь авто. Стоя одной ногой в машине, помахал вытянутым указательным пальцем правой руки в лайковой перчатке перед самым носом Сергея, назидательно пояснил, чеканя каждое слово: «Wehrmacht fiber alles!»