Подари себе рай

— Я — для всех посторонних — Валери Эстергази, — без улыбки сообщила она, когда «мерседес» двинулся с места и, набирая скорость, помчался на северо-восток. — Вы — Антуан Легар. Здесь вы для переговоров о поставках дорогой парфюмерии, бижутерии, дамского белья. Прибыли позавчера, уезжаете завтра. Остановились у меня.

— У меня скверный французский.

— Это мы знаем. Вы сирота. Воспитывались у дяди по материнской линии в Кельне.

— Наши отношения?

— Любовники. — Сказано это было так спокойно и естественно, что Сергей сдержанно засмеялся,

— Вы находите это смешным? — с оттенком легкой обиды сказала она.

— Смешным?! Я благодарен придумавшему эту легенду.

«Бисмарк» славился континентальной кухней. Особенно хорош был фазан, запеченный с фисташками и трюфелями. Богат и изыскан был и ассортимент вин, готовый удовлетворить самый капризный вкус. Кабинет был большой: зал, в котором располагался уже накрытый на четверых овальный стол, и по бокам две комнаты отдыха. Ковры, зеркала, хрусталь, картины — копии старых немецких мастеров. И громоздкая имперская мебель.

Фотографии Франца Якоба — самые разные — Сергей изучил накануне отъезда и у себя в управлении, и в ИККИ. И не узнал, когда они с Валери, миновав главный зал и назойливо-придирчивые взгляды метрдотеля и кельнеров, вошли в кабинет. Навстречу им поднялись мужчина и женщина. Приветливо раскланялись. Сергей скользнул равнодушным взглядом по лицу мужчины, огляделся вокруг и обратил недоуменный взор на свою спутницу. Впервые Валери улыбнулась, и он подумал: «Хороша моя «любовница». Жаль, что лишь на людях и только на один вечер».

— Это Франц, в парике и гриме, — шепнула она в самое ухо. — Ищейки Шикельгрубера по натаске провокатора пошли на нас облавой. Цели гитлеровские, охота кайзеровская.

— А она — тоже любовница?

— Эльза и важнее, и нужнее, — ответила Валери серьезно. Но в голосе ее Сергей почувствовал скрытую боль и понял, что задел скрытую рану. — Жена.

За аперитивами обменялись паролем и отзывом, после чего Сергей передал заученное им наизусть послание для Тельмана. Оно касалось стратегии и тактики борьбы КПГ на современном этапе — как их понимали и видели Коминтерн и Москва. Кроме того, был один оперативный кадровый вопрос, который требовал немедленного решения.

— Завтра же Эрнст получит это послание, — заверил Франц Сергея. Вздохнул, но тут же сжал пальцы в кулак, поднял его — «Рот фронт!». — Как вы понимаете, вождь все время в движении: законы подполья.

Дюжие кельнеры внесли фазана, обложенного ананасами и папайей. Церемонно водрузили на стол серебряный поднос, стали у двери грудь в грудь как в строю и по взмаху руки энергично улыбавшегося метрдотеля дружно гаркнули: «Приятного аппетита!»

— Если ничего не предпринять, скоро вся Германия вытянется в одну армейскую шеренгу, — невесело заметил Франц.

«Как интернациональны Скалозубы, — подумал Сергей. — Он в две шеренги вас построит, а пикните — так мигом успокоит».

Фазан был нежен, таял во рту, фисташки и трюфели — восхитительны.

— Для оплаты одного этого блюда не хватит двухмесячной зарплаты квалифицированного рабочего, — глядя на Сергея, сообщила Эльза Якоб. — Я выиграла билет на ужин для четверых в лотерее на благотворительном вечере в Американском страховом фонде помощи сиротам войны. — Валери показала четыре картонных розовых прямоугольника. — И вы знаете, куда пошли деньги, собранные на этом вечере? Фантастика — на строительство военных заводов в Тюрингии.

— Что за человек этот Отто фон Болен? — спросил Сергей, когда они перешли в одну из комнат отдыха, куда были поданы сыры, фрукты, сладости и кофе.

— Сложный, — отозвался Франц. — Испытывает психофизиологическую антипатию к нашему ефрейтору, но и Сталина не жалует. Одним словом, не приемлет любую разновидность диктатуры. — И, предвосхищая возможные возражения, добавил: — Дело не в сравнении или параллели, ему просто чужд классовый подход.

— А как же насчет симпатий к левым? — Сергей задал этот вопрос, исходя из знакомства с оперативным досье и другими данными о видном немецком физике.

— Доказательства? Не только открытые высказывания, но и довольно крупные пожертвования. Что-то вроде вашего Саввы Морозова. На последних выборах, которые мы проиграли, голосовал за нас. И не просто пассивно отдал свой голос — не раз выступал на митингах, по радио, в прессе. Даже обратился с открытым письмом, под которым собрал подписи видных ученых, ко всем немцам. Остро переживал победу нацистов, считает это национальной трагедией. Все это так. Только он видит социализм через абсолютную анархию. Кропоткин — да, Бакунин — да, Маркс — нет, Ленин — нет.

— Эмигрировать не собирается?

— Нет. И англичане, и американцы предлагают ему лаборатории, выгоднейшие условия. Нет и нет. Деньги его не интересуют, он ведь получил богатое наследство. Говорит: «Слава и золото — химеры. Здесь у меня уже есть своя школа, ученики, последователи».

— Значит, готов работать на Гитлера?

— Он говорит — на Германию.

Появился шофер Валери. Склонился к Францу, прошептал что-то на ухо. Тот встал, с улыбкой, спокойно сказал: