Подари себе рай

— Вы думаете, чего этот старый, лысый вдовец со вставной челюстью и очками-телескопами жаждет знать о том, что прельщает, нет — сводит с ума юных дев? Знаете ли, даже в самых старых мехах иногда бродит молодое вино. Ведь в каждом homo sapiens — в бессмертном гении и скромнейшем из смертных — звериное начало постоянно борется с человеческим. И какое из этих начал берет верх, зависит от того, кто в данный момент отдыхает — почивает ли Господь или храпит Вельзевул. Человеку стыдно даже самому себе сознаваться, что он так же слепо похотлив, как любая четвероногая тварь во время течки или гона. И он, в попытке облагородить низменное, прикрывается красивыми словами: симпатия, любовь, брак. Брак — это всего лишь узаконенное прелюбодеяние, ибо он, несомненно, способствует более успешному выживанию нашего вида. А сколько женатых и замужних из каждой тысячи блюдет верность? Ноль целых семь сотых — те, кому выпадает в великой жизненной лотерее благословение небес — любовь. И годы здесь ни при чем. Я твердо убежден: возраст есть понятие больше психологическое, чем биологическое. Помните — Гете был как юноша влюблен в свои семьдесят два года в восемнадцатилетнюю девицу (у которой мать была круглая дура, не понимавшая, чьей любовью наградил Господь ее дочь).

Болен начал декламировать любовные стихи великого германца, но вдруг остановился на полуфразе:

— А вы действительно немец?

— А что — во мне мало арийского? — усмехнулся Сергей, хотя сердце его при этом слегка дрогнуло.

— Как раз внешне вы очень даже ариец, хотя и не верю я во всю эту антропологическую белиберду. Говорите же вы… вы знаете, у меня был на стажировке очень толковый польский бакалавр. Вы только заговорили — я тотчас его вспомнил.

Сергей довольно убедительно рассказал про свое сиротство и про дядю по материнской линии. Отто фон Болен не был великим физиономистом, он был великим физиком. Он слушал Антуана Легара довольно рассеянно. Когда же тот кончил свой рассказ, он произнес: «Занятно». Вновь углубился в свои мысли и вдруг воскликнул:

— Вы знаете, почему я вспомнил о том поляке?! Ведь он однажды едва не убедил меня, что нашел решение теоремы Ферма. Конечно, это ерунда: сам великий Эйнштейн не мог ее решить.

— А то, над чем вы сейчас работаете, менее интересно, чем теорема Ферма?

— Более, более интересно, ибо в миллион раз практичнее. Да что там! Обуздание атома способно перевернуть всю историю человеческой цивилизации, облегчить бремя существования, дать людям счастье — не в вульгарном, жратвеннопотребительском, нет — в высоком, духовно-философском смысле.

— А как вы себе это практически представляете?

— Человек будет свободен от всех видов изнурительного труда. Атом будет заставлять работать станки и шахты, он будет пахать, сеять и собирать, он поведет самолеты и пароходы, он откроет путь к другим мирам. А люди будут развивать интеллект. Им не надо будет копить богатство или думать о куске хлеба: атом обеспечит и развитие свободы, и развитие разума.

— Хотел бы я жить в такое время! — искренно воскликнул Сергей.

— А оно не за горами, совсем нет, — Отто фон Болен улыбнулся: улыбка была чистая, светлая, детская.

— Я не физик, я коммерсант. — Сергей взял у проходившего официанта две рюмки с коньяком, передал одну собеседнику. — Но возникает вопрос — все, о чем вы говорили, относится к атому, который будет работать как штатский. А если как военный?

Отто фон Болен нахмурился:

— Да, есть такая угроза. И она вполне реальна. При определенных условиях может развиться такая реакция, которая приведет в конечном итоге к гибели всего живого на планете. Энергия раскрепощенного атома безгранична — и в мирном, созидательном, и в военном, людоедском ее применении.

— А вы, ваша лаборатория… — начал было Сергей, но физик остановил его резким жестом руки:

— Да, мы работаем и в том и в другом направлениях. Я, разумеется, против. Но одного моего желания или нежелания мало. В таких вопросах решают не ученые. Решают политики.

Вдруг он взорвался:

— То, чем меня и моих коллег заставляют заниматься в значительной степени, называется кан-ни-бализм!

Разговор бесцеремонно прервала юная миловидная блондинка. Обворожительно улыбаясь, она молча взяла под руку Отто фон Болена и увлекла его в главную залу, где зазывными волнами плескался вальс-бостон. Физик конфузливо улыбнулся Сергею — пардон, но дама есть дама. Тот понимающе улыбнулся. И пошел разыскивать Валери.

Празднование завершилось в три часа утра. Сергей трижды пытался продолжить беседу с хозяином замка, но всякий раз захмелевшие и безудержно веселившиеся гости лишали его такой возможности. Наконец все разошлись по своим комнатам в замке и гостевом флигеле. Валери и Антуан оказались соседями, но две комнаты им не понадобились. Он пригласил ее к себе на «nightcap», и она охотно приняла это приглашение. А далее… Далее было бы смешно и противоестественно, если бы не произошло того, что произошло.

Воскресный завтрак был поздним. Валери и Антуан оказались за одним столиком с Отто фон Болевом и юной блондинкой.