Марго двигалась, как могла, упрямо шагая в непонятном направлении, стараясь, чтобы черная полоска леса была слева. Спать в самом деле хотелось, папа был прав. И не то чтобы улечься в сугроб, она же не дура, а просто остановиться и передохнуть, даже не закрывая глаз. Казалось, что сил прибавится, и тогда с легкостью можно будет сделать следующий рывок. Но помня наставления папы, она кое-как двигалась и пыталась позвонить Герману – но связи снова не было.
Вдруг Марго поняла, что она не найдет турбазу, и единственный способ не упасть и не окоченеть от холода – добраться до леса. Там меньше снега и ветер не такой сильный.
– Если чувствуешь, что сил добраться до ночлега не хватит – прячься в лесу, залезай под елку с подветренной стороны, под нижние ветки, зарывайся в снег и делай берлогу. Как Умка в мультфильме. Съеживайся калачиком и согревайся. Буря пройдет, сил наберешься, согреешься – глядишь, и выберешься, – говорил отец.
Марго потопала к лесу, прикидывая, хватит ли ей сил, чтобы не свалиться прямо здесь. Ноги промокли, в сапоги набился снег, и пальцы начинали неметь от холода: сперва было просто больно, а потом их как будто не стало. По ее расчетам, до леса она могла доковылять примерно минут через пятнадцать.
«Надо считать, держать ритм, – думала она. – Мозг занять».
Этот метод она часто использовала в беговых и лыжных эстафетах. Но вместо счета на сей раз в голове звучала песня «Гражданской обороны»:
– Но после всего, что останется, дальше пойдет один, – снова и снова повторяла Марго, потому что замерзший мозг забыл остальные слова песни, – но после всего, что останется, дальше пойдет один, но после всего, что останется, дальше пойдет один.
Неожиданно выяснилось, что лес дальше, чем казался. Кроме того, Марго ушла с середины поля в какой-то подлесок с маленькими кустиками, и теперь, когда ее будут искать, могут и не заметить. Она еще несколько раз упала и поняла, что руки тоже онемели от холода.
– Отлично, и с поля ушла, и до леса не добралась. А похоже, это конец. Дурацкий.
До леса было еще далеко, и песенка «Гражданской обороны» превратилась в голос отца.
– Когда силы кончились, включай мозг. Представь, что ты сидишь у горящего камина, пьешь горячий чай и пытайся согреться. Это крайний шанс, – отец, как многие военные, не употреблял слова «последний»: последний бывает только перед смертью.
Про огонь и горячий чай Марго думалось плохо, похоже, мозги совсем замерзли. Девушка еще раз упала, и на этот раз встать сил не было.
«Может, как-нибудь зарыться в снег? Там согреюсь, а потом до леса доковыляю…»
В этот момент сильные руки схватили ее под мышки и поставили на ноги. Ноги не слушались. Она повернула голову. Это был Емельян.
Глава двадцатая
– Маргош, как же ты так… – говорил он, растирая ей щеки мягкими флисовыми перчатками, – и в сторону зачем свернула? Мы тут все объездили, следы замело, зачем ты сюда-то пошла? А если бы я не направился сюда, то что бы ты? А? Герман с Максом в другую сторону поехали тебя искать, это мне чутье подсказало… Телефон еще не ловит…
Он сорвал с себя черную куртку, сам остался в легкой спортивной кофте и укутал Марго, а потом усадил ее на снегоход. Сдернул с нее промокшие варежки, сунул их себе в задние карманы и надел свои горячие перчатки. Потом сел сзади и крепко к ней прижался, согревая своим яростным мужским теплом.
– Ну, как ты? – спросил Емельян самым заботливым в мире голосом. Это согревало теплее любого камина.
– Спасибо, – прохрипела Марго.
– Герман, блин, еще не сразу понял, что ты свалилась, гонщик чертов, – ругнулся парень, заводя снегоход и медленно устремляясь в сторону, противоположную лесу. – Хорошо, что Макс заметил… Да и я хорош, вырвался вперед, не видел ничего.
Марго начала согреваться, успокоилась. С Емельяном ей снова стало спокойно и уютно, а главное – прибавилась уверенность, что все будет хорошо!
– Сейчас надо добраться до базы, там тебя в бане попарим, и все наладится… Пальцы чувствуешь?
– Не очень…
– Ладно, приедем, разотрем. Ты не спи, не спи. Мышцы напрягай, пальцами пытайся шевелить.
Марго пыталась и напрягаться, и шевелить. Кровь постепенно начала циркулировать быстрее, и замерзшие пальцы на руках ожили. Это принесло мучительную боль, но зато ее крепко обнимал Емельян! Это того стоило.
А вот пальцы на ногах слушались плохо, и Марго даже задумалась – неужели их правда ампутируют? Но так как голова соображала вяло, то лезла странная мысль:
«На ногах не страшно: пусть режут. Можно туфли надеть закрытые, никто и не увидит».