Подарок дьявола

– Тоней меня зовут. Ты, Сегунцова, в рубашке родилась. В твоей машине двое убитых и один серьезно раненый. Он сейчас в операционной. А тебя лишь стеклом порезало.

– Кто в операционной?

– Летчик, брат того парня, которого хоронить везли.

– Александр?

– Кажется. У нас раненых с десяток. Всех не упомнишь.

– А что там было?

– Откуда я знаю. Я с вами не ехала. Стреляли, говорят… Ладно, спи давай.

Спать Марине не хотелось. Она уже себя не чувствовала такой слабой, как там, в машине. Значит, в них стреляли. Почему? За что?

– Господи, не город у нас, а сборище уголовников…

Чуть приподняв голову, Марина посмотрела в сторону сказавшей это. Она только теперь заметила в палате еще три койки. У стены лежала седовласая дама с книжкой. У окна кто-то спал, накрывшись с головой одеялом. По соседству сидела сухенькая старушка в пестром ситцевом халатике. Она слушала в наушниках радио. Старушка была тоненькая и руки ее могли служить пособием по анатомии – все косточки просматривались.

– Это вы сказали? – переспросила Марина.

– Я, милая, – кивнула старушка, стягивая с ушей наушники. – Вот сейчас новости передавали. Там про вас говорили.

– Про меня? – удивилась Марина.

– Не про тебя одну, конечно, а про весь этот ужас. Везли хоронить одного, а теперь придется двенадцать.

– Не говорили, кто в нас стрелял?

– Обещали сыскать. Только кто им поверит? Не поймают злодеев. Сколько уж раз так бывало, а виновных нет как нет.

Марина хотела еще что-то спросить, но она прикусила язык. На пороге палаты стояли доктор и высокий представительный мужчина. Он тоже был в белом халате, но Марина сразу поняла, что это не врач. Высокий держал в руках букет тюльпанов. Девушка решила, что это посетитель к ее соседкам, но ошиблась. Врач ткнул пальцем в сторону ее койки:

– Вон Сегунцова. Только вы не долго. Она еще слабовата. Дело даже не в ране. Стресс еще у нее… – После чего прикрыл дверь с другой стороны.

Мужчина шагнул к Марине, улыбнулся и протянул цветы. Затем понял, что ей с капельницей трудно их взять, извинился и вышел. Вернулся через несколько минут с литровой банкой. Поставил тюльпаны на Маринину тумбочку, подвинул к койке стул и уселся рядом.

– Давайте, Мариночка, знакомиться. Меня зовут Геннадий Васильевич Рощин. Я приехал из Москвы специально, чтобы с вами поговорить. А тут вот какая история. Единственно, что могу сказать, вам повезло…

– Потому что меня не пристрелили?

– Конечно. Вы видели встречную машину, из которой бандиты открыли огонь?

– Ничего я не видела.

– Понимаю…

– Вы из милиции?

– Я работаю в Государственной Думе.

Такого Марина никак не ожидала.

– Вы депутат?

– Нет, консультант одного из комитетов Госдумы. Прилетел я, к сожалению, поздно. Мне не сообщили вовремя о кончине Николая Спиридоновича, вот я на его похороны и не поспел. Ваш родственник очень известный человек, Марина. Расскажите, как он умер? Не говорил ли чего перед смертью? Не оставил ли завещания?

– Завещания? Нет. Квартиру он давно записал на меня, а ценностей у него не водилось.

– Это я знаю. Нас интересует архив Вострикова. Вам бумаги ни к чему, а государству могут пригодиться.

– Архива не видела. Все, что он считал нужным, еще при жизни отнес в городскую библиотеку. Вы там спросите.

– Спрошу. А вы припомните, рассказывал ли ваш двоюродный дед о том времени, когда работал в системе Главспирта?

– Он чаще про войну с немцами рассказывал.

– Как раз во время войны он там и работал. А старинных водочных рецептов он не хранил?

– Не знаю. – Марина уже начала уставать от любознательного посетителя. И он это заметил.

– Не буду вас больше утомлять, а вы подумайте. За старинные рецепты алкогольных напитков мне разрешили выдавать премии. Найдись у вас такой рецепт, могли бы в Египет съездить… – Геннадий Васильевич улыбнулся и встал. – Да, вот еще… Близких друзей Николая Спиридоновича вы ведь знаете. Я бы с ними с удовольствием встретился.

Марина вспомнила Алексея Петровича Дерябина, который жил на окраине города и уже давно не выходил на улицу. Это был единственный близкий человек старика. Но почему-то говорить о нем приезжему она не захотела. Что-то насторожило девушку в его облике. Даже дорогой в это время года букетик тюльпанов не помог:

– Все его друзья еще раньше поумирали, – буркнула она и закрыла глаза.

Сотрудник Государственной Думы сочувственно покивал головой:

– Поправляйтесь, Мариночка. – И тихо вышел.

Некоторое время он постоял у лестничного пролета возле окна. Но туда вышли покурить две медсестры, и москвич спустился вниз. Сдав белый халат в гардеробной и надев пальто, он достал мобильный телефон и набрал номер:

– Савельич, ваш Мишка Чума прислал своих братанов. Они тут целую войну устроили, двенадцать душ на тот свет отправили. Все мне напортили. Пусть отзовет свое воинство, и чтоб больше без самодеятельности. – Он громко и витиевато выругался.

Дежурившая в гардеробной нянечка с любопытством разглядывала москвича. Она и раньше недолюбливала столичных визитеров, полагая, что все они гордецы и зазнайки. А теперь узнала, что они и матом ругаются, да еще как!