– Я злюсь на тебя, Кость, что сделал из меня тряпку. Несмотря на твою нелюбовь, невзирая на невзаимные чувства, все равно хочу, чтобы...
Вновь оказываюсь в крепких объятиях Воронцова. Отчаянно хватаюсь дрожащими пальцами за его футболку. В глазах все расплывается от избытка чувств.
Только не отпускай. Прошу, не отпускай.
Мокрым носом утыкаюсь в мужскую грудь и издаю измученный всхлип.
Моя рана прорвалась. Мои страхи обнажены. Чувства как оголенные провода.
Костя гладит меня по спине, по волосам.
– Кто тебе наплел эту чушь про не взаимность?
Поднимаю подбородок повыше, смотрю на Воронцова снизу вверх. Тону в его взгляде. Несмело пожимаю плечами и смущенно отвожу глаза в сторону.
– Я сама. – еле слышно отвечаю я и одновременно икаю. – Ой!
– Глупышка. – Костя целует меня в висок и опять прижимает к себе. – Моя любимая глупышка. Не приезжал бы я ежедневно, если б внутри все было ровно. Не игнорировал бы твои фырканья и отвороты, если бы в моей груди было наплевать. Не было бы никакой турбазы, Вер, если б я ничего к тебе не чувствовал.
– Ты для Женьки старался.
– Это ради вас. Не принижай себя, Вер. Трепет и нежность по отношению к дочери, никак не ущемляет и не принижает моей любви к тебе. И не смотри на меня так. Да, я люблю тебя, Литвинова Вера!
Бабочки в живот сделали дружный вздох и попадали в обморок. Если бы не крепкие руки Воронцова, то я бы приземлилась где-то рядом с крылатыми насекомыми.
Ущипните меня. Укусите. Пните.
Хочу удостовериться, что я точно сейчас не сплю. Кто-нибудь поверните таймер машины времени на пару минут назад. Хочу еще раз услышать все, что сказал Костя. Хочу запомнить этот момент. Хочу записать это признание в дневнике собственной памяти.
– Вера? Ау? Ты здесь еще?
– Прости. Я не расслышала. Можешь повторить все, что сказал после слов «не смотри на меня так»?
– Все ты слышала, врунишка.
– Тебе что жалко повторить, да? – смешно дую губы, изображая обиду вселенского масштаба.
– Ох и сложно с тобой будет, Вера Андреевна. Не знаю, смогу ли справиться с такой молодой строптивостью.
– Уже пасуешь, Воронцов? Тю. А еще совсем недавно, помнится, ты был готов на все ради нас.
– Сейчас я покажу тебе, на что готов в данную минуту. Пощады не жди, дерзкая.
Костя сильнее прижимается бедрами ко мне, давая прочувствовать животом всю твердость его намерений.
Он покрывает своими губами мой рот, не давая и слова против такого «аргумента» вставить. Подхватывает меня под ягодицы и поднимает вверх. Не оставляет и шанса отвертеться. Мне остается лишь покрепче обнять руками плечи любимого мужчины, а ноги скрестить на его талии.
– И я тебя люблю. – шепчу уткнувшись носом в его шею.
Это какое-то безумие. Мы сошли с ума. Едва наши рты соприкоснулись, то мы забыли обо всем на свете. Забыли где находимся, зачем мы здесь и почему.
Главное – это мы, наше единение. Главное – это язык наших тел. В каждом прикосновении, в каждом поглаживании, в каждом поцелуе столько невысказанного, столько необходимого, столько важного.
Через смелые жесты наполняем друг друга. Через сбитое дыхание воскрешаем друг друга. Через жаркие поцелуи говорим о взаимности.
Наши тела дрожат, и не только от страсти. Нам волнительно думать о будущем. Никто не может дать никаких гарантий, что мы будем вместе и до самой старости. Но именно сейчас мы хотим рискнуть. Хотим попробовать. Хотим начать жизнь с белой страницы, с нового абзаца.
Костя осторожно ступает на порог деревянного домика. Целует меня легонько в нос, а рукой тем временем за моей спиной пытается нащупать дверную ручку.
В груди пожар, в животе ураган. Не терпится слиться с этим мужчиной в одно целое. Но у нашей дочери, свои планы на этот счет.
– А-а-а-а! – кричит из коляски проснувшаяся Женя.
Мы с Воронцовым начинаем одновременно смеяться.
– Что ж. Вот и сказочке конец.
– Придется отложить показательное «выступление» до...
– До твоего возвращения из командировки. – Озадачив Костю, я быстро спрыгиваю с его рук на землю. – Да, все именно так, Воронцов. Под одно одеяло пойдем только после твоего приезда.
Весело подмигиваю остолбеневшему мужчине и быстрым шагом спешу к плачущей дочке.
– В смысле? Почему не этой ночью?
Беру заплаканную, сонную Евгению на руки и, пританцовывая на месте, поворачиваюсь к Воронцову. Он стоит такой озадаченный, такой дезориентированный. Даже жалко его сейчас обламывать.
Он ведь так старался. Такой план придумал, чтобы сюда нас с Женькой привести. Столько уловок придумал, но о самом важном пункте мысли так и не возникло.
– Потому что одна спальня с одно единственной кроватью для троих человек – это жесткий косяк, Кость. Залет на десять баллов, папа.
Воронцов хлопает себя по лбу.
– Ё-маё! Так и знал, что не все предусмотрел.
– Ты главное не расстраивайся, Кость. Мы с Женькой тебя еще всему научим, столько покажем. Да, дочь? Не хочешь походить с папой по дому без подгузника?
Глава 38.
Смываю мыльную пену с волос и тела. Выключаю воду и тянусь за полотенцем.
Слышу как в спальне настойчивой трелью разрывается мой мобильный телефон.