Подарок для Дороти (сборник)

«Парк», примыкавший к церкви Святого Антония, был ничуть не больше сквера между двумя улицами: заасфальтированные дорожки, бетонные скамейки, клочки зелени там и сям. Его единственной достопримечательностью был двухметровый неоновый крест, венчавший ворота, который мой отец всей душой ненавидел, – когда матери не было поблизости, он приводил его в пример деградации религии в ХХ веке. Но это было приятным местом для прогулок, где мы часто бывали с матерью. Туда-то мы прямиком и направились. Мами было трудновато идти из-за корсета, и она опиралась на руку невестки.

– Мне хотелось немного побыть наедине с тобой, – сказала моя мать, – чтобы остальные не слушали.

Мами улыбнулась ей как сообщница и ответила, что у них есть много чего рассказать друг другу. Эта улыбка не сходила с ее губ – верный залог хорошего настроения и знак того, что между ними нет никакого недоверия или непонимания.

– Это насчет Бонани, конечно, – продолжила моя мать. – Хочу, чтобы ты знала: твои сыновья, что бы они там ни говорили, и правда хотят, чтобы ты сама все решила. Они не всегда понимают, что говорят, но в конечном счете их устроит любое твое решение. А теперь, если хочешь знать мое мнение: они не могут судить об этом с точки зрения женщины. Знаешь, ты ведь не обязана даже выслушивать его.

– Но я не хочу делать ему ничего плохого.

– Да хоть бы и хотела. Уж точно не я бы стала тебя за это упрекать.

– Все это, моя милая, было давным-давно. Теперь многое изменилось. Лучше думать о том, что будет, чем о том, что осталось позади. Невозможно злиться на кого-то так долго, если никогда не видишь его и не слышишь. Иногда мне случается думать, что было бы, если бы он вернулся. Может, простила бы его, а может, выгнала бы вон. Но мы уже другие люди, не те, что прежде, да и все теперь изменилось. Так что на самом деле я скорее спрашиваю себя: чего я от него жду?

Она пожала плечами.

– Знаешь, он, наверное, должен был чувствовать себя ужасно одиноким, чтобы так поступить. Через двадцать лет уже и не помнишь человека.

– Но послушай, как ты можешь всерьез думать о том, чтобы жить с ним?

– Может, и не думаю.

Она по-прежнему была великолепной скрытницей.

– Мальчики говорят, что мне надо подумать о нем, как о ком-то другом, не как о Бонани. Может, они и правы, но я так не могу. О Питере мне твердят. Видит бог, я всегда ему говорила: женись, уж я сумею найти себе, где жить. И я действительно на это способна.

Она взяла мою мать за руку.

– Знаешь, Клара, я ведь старею, а для старухи нехорошо оставаться одной и нехорошо становиться обузой для своих детей.

– Мами, – сказала моя мать с нажимом, – они не хотят, чтобы ты так думала.

Мами засмеялась и сжала руку моей матери в своей.

– Вот доживешь до моих лет, поймешь, что очень лестно, когда за тобой кто-то ухаживает. И уж тем более не ожидаешь этого от собственного мужа. Да к тому же, как говорят мальчики, теперь это другой человек.

Она сделала глубокий вдох, словно утопающая, и пробормотала:

– Я больше не могу в этом корсете.