В свете свечей блеснули покрывавшие грудь в несколько рядов бусы, массивные свисающие до середины шеи серьги «под старину», височные подвески.
— Дурень старый, девка ж это! — воскликнула хозяйка, увидев одну косу и ленту, повязанную на голове. — А то бабонька, бабонька…
— Девонька, — мягко начал расспрашивать гость. — Ты чьих будешь? Муж есть, али нет? Сосватана ль ты? Откель в наших краях оказалась? Холопка ты, али свободного сословия?
Ольга устала, она хотела спать, живот голодно бурчал, высказывая свою обиду. Девушке надоела эта игра в реконструкцию. Но кто знает, как здесь принято? Мишка говорил, что его товарищи во время слётов ведут себя и говорят, как в старину и терпеть не могут, если кто-то не придерживается правил. Ладно, если ты гость, то нужно придерживаться желаний хозяев: «в чужой монастырь со своим уставом не ходят».
«Прибью Мишку с Лялькой за их затею», — хмуро подумала девушка и включилась в игру:
— Здравия, люди честные, — сделав поясной поклон, произнесла гостья, при этом на руке сверкнули четыре серебряных кольца, «Блин, — подумала запоздало актриса, — кто их знает, чего так на побрякушки уставились? Дадут по башке, чтоб ограбить. Не весть какая ценность, но стрёмно это всё». Потихоньку пряча украшенные кучей колец руки под расшитый передник, девушка всё же продолжила играть свою роль: — Благодарствую, добрые люди, что не оставили на погибель в чистом поле, обогрели и приютили. Разминулась я в пургу лютую с подругами любезными, да другом верным. А ехали мы в возке крытом из Москвы в вашу деревню. Знаете ли, чего о судьбе дружков моих?
Она замолчала, тихонько наблюдая за реакцией невольных зрителей её спектакля. Хозяева и гость переглянулись.
— Подруженек не видали. Мож, в соседней слободе кто-то появился? — осторожно заговорил руководитель поселения. — Ответь, девонька, кто родичи твои. Какого звания?
— Дочка тиуна я, — она решила разыграть комедию до конца — звать-величать меня Ольгою. Так где ж други мои, с коими из Москвы — града мы так мчали, словно вороги за нами гнались?
Казалось, сейчас из-за двери выскочат, давясь смехом, её друзья и, наконец-то, все тревоги останутся позади.
Но хозяин и глава деревни сохраняли очень серьёзный вид. Хозяйка прислонилась к печке, подперев щёку, и с жалостью смотрела на девушку…
Глава четвёртая. Что страшнее?
— Други твои али в пурге сгинули, али в соседнее село дошли, — хмуро проговорил руководитель. — Могёт статься, споймали их княжьи слуги. — он внимательно следил за реакцией гостьи. Девушка сама не могла объяснить почему так занервничала: от страха, что друзья действительно заблудились или, поняв, что попала к ненормальным на всю голову людям. Нервно поправляя на плечах павло-посадский платок, Ольга медленно поднялась с лавки, на которую её усадили и попыталась выбежать из дома.
Однако, подростки проворно схватили её за руки и плечи и притащили обратно к столу.
— Слыхал я давеча на торжище, — наклонившись к гостю, заговорил хозяин, — будто тиунова дочка по жребию должна была в дань пойти ордынскому хану. Да батюшка евойный по недогляду, аль намеренно попустил убёгнуть красавице писаной. За провинность такую бит был батогами, а с деревенек холопы девок пособирали всех, что в возраст вошли. Клич был кинут, кто споймает беглянку с дружками её, могёт девок своего поселения взад возвернуть. Голова, твою ж Дарьюшку тож в полон намедни увели, а?
— Вы ошибаетесь, это не обо мне, — испугалась беглянка, увидев тяжёлый хмурый взгляд Степаныча.
— Об чём речь ведёт — не уразумеешь, — хмыкнула хозяйская дочка.
— Мож ты и прав, Савушка, — пробормотал гость, задумчиво оглаживая бороду. — Дарьюшка, ведь за тысяцкого просватана. Не абы какой зять! Ан, в полон её взяли, сердешную. А эта девонька не из холопских, враз по стати и говору видать. Да и усыпана ожерельями-каменьями: не каждая боярыня так погордиться смогёт. Мож, и твоя правда — дочка княжья тиуна она. — Резко повернув голову в сторону обвинённой, проговорил: — И не жаль батюшку? Дщерь окаянная, не благодарная! Постановил ужо князь: седмицу подождёт, ан нет — казнит свово верного соратника в угоду баскаку. Вяжите её, поутру повезём на двор княжий.
Ольга с ужасом смотрела на этих людей. Паника началась настолько сильной, что ноги ослабели и начали противно мелко дрожать, а язык отказался слушаться в пересохшем рту. Не веря в то, что это происходит на самом деле, девушка предприняла последнюю попытку вырваться от этих ненормальных, заигравшихся на полном серьёзе в исторический спектакль. «Не смей!» — услышала она окрик и, обернувшись, увидела замахнувшуюся на неё поленом хозяйскую дочь.
— Не смей, — уже спокойнее произнёс глава. — Не гоже смердке бить повыше себя! Всей общиной виру заплатим!