Подарок инкассатору

– Отлично! – похвалил Виктор. – Теперь подрисуй пламя, ну, будто спичку только что подожгли. Да ты настоящий художник! А теперь распишись внизу и на мгновение прикрой глаза.

Никита сделал все, что от него просили, после чего вместе с другом уставился на примитивный рисунок.

– Фу-у-у, – примерно через минуту громко выдохнул Виктор. – Я так и думал.

– Что ты думал? – Никита был явно недоволен происходящим.

– Успокойся, сейчас все поймешь. – Виктор присел на соседний пенек, стер рисунок и тоже нарисовал горящую спичку, воткнутую в землю. – Теперь смотри внимательно!

Он поставил автограф, закрыл глаза и через пару секунд услышал:

– Не понял? Дружище, что это? Как это?

Реальная спичка вспыхнула и так же, как спичка на рисунке, начала гореть, сгорать, превращаясь в черную дымящуюся загогулинку.

– Да не знаю я, как это объяснить, Никита! Чудо, понимаешь?

– Не понимаю, – помотал тот головой и вдруг встрепенулся. – Постой-ка! Ты же и просеку нарисовал, как в дома молнии ударяют, и потом они все сгорели! Что же это получается?

– Не знаю, Никита, не знаю, кто в том пожаре виноват – я или сила природы. Знаю только, что страничка в моих руках способна чудеса творить.

– Например?

– Ты присядь. – Виктор кивнул на пенек. – Помнишь, недавно во время футбольного матча, когда Федя гол забил, тебе показалось, будто оказался на улице Свободы и избил двух уродов?

– Помню. – Хмурый Никита потер кулаки.

– Извини, дружище, это я во всем виноват. Только знай, что тебе это не совсем показалось.

– Как это?

– Сейчас расскажу. На эту электричку торопиться не будем, а следующая через час, так что время есть. Что уставился, пытливый? Сам же сказал, что догадаешься, если я врать стану.

– Догадаюсь, только…

– Когда я в тот вечер домой после маршрута возвращался, на меня сзади два незнакомых мужика напали, побили, – помнишь, ты еще спрашивал, чего это у меня с носярой?

– Ну да…

– Это они меня так разукрасили, а еще бумажник отобрали – с деньгами и инкассаторским удостоверением. И я от безысходности, понимаешь, от безысходности нарисовал этих двоих – с колом да с цепью в руках – на улице Свободы и тебя – как будто ты им навстречу идешь. И благодаря вот этой чудесной страничке ты словно раздвоился, вернее, продублировался: настоящий застыл перед телевизором, а твоя копия воплотилась в Тушине. А когда эта копия, то есть ты второй, бандюков отметелил, я рисунок стер и ты очнулся у себя дома, сохранив в памяти эпизод драки, понимаешь?

– А те двое? – спросил Никита, усиленно растирая лицо ладонями.

– Хорошенько ты им надавал, а я еще добавил и бумажник свой вернул. Думаю, вряд ли у них теперь появится желание грабить беззащитных граждан.

– Дела…

– Я потом на себе действия чудесной странички проверил. Рисовал самого себя в разных ситуациях, которые описаны в рукописи, которую ты сегодня читал.

– И… что?

– Что – что! Видишь – последствия на лице.

– Вижу, вижу. А что на самом-то деле происходит?

– Да то же, что и с тобой произошло, – раздвоение личности. Только не в плане шизофрении, а в плане раздвоения действительности, что ли. То есть это в твоем случае. А в моем я как бы воплощаюсь в том времени и в том месте, которое описывает Александр Иванович.

– Это тот твой писатель?

– Да.

– А знаешь, дружище, что самое интересное? Вот вижу я, что не врешь ты, а поверить все равно не могу…

– Спичка только что сгорела на твоих глазах?

– Сгорела. На моих.

– Стройка на просеке сгорела?

– Сгорела.

– Ты помнишь, как в Тушине двух бандюков отметелил?

– Помню.

– Что со мной сегодня у Антона дома творилось, видел?

– Видел.

– Еще доказательства нужны?

– Нужны. – Никита чуть замялся. – Ты же знаешь – я человек пытливый.

– Будут тебе доказательства! – Виктор решительно взялся за карандаш.

Между ним и Никитой ссора возникла всего лишь один раз, да и ссорой-то это можно было назвать с натяжкой – так, едва не подрались из-за девчонки. Ни у того ни у другого не было к Маринке каких-то глубоких чувств, оба относились к ней как к товарищу и не более того. До тех пор, пока однажды теплым июльским вечером не решили прогуляться веселой компанией в соседнюю деревню – на танцы.

Девчат было, как всегда, трое: Лариска, Ирка и Маринка, сколько пошло парней – Виктор теперь не помнил, но человек восемь, не меньше. С соседней деревней с названием Раёво они не враждовали, более того, каждую субботу играли с раёвскими в футбол, по очереди – то на своем поле, то в гостях. Но в ту деревню вполне могли пожаловать и «враги» из Аляухова, Богачева, Покровского, поэтому количество своих мужиков имело значение.