Подарок инкассатору

– Ха, с теперешними мозгами, говоришь, – соизволил задуматься Живчик. – В таком случае я бы тоже согласился, чтобы в свои шестнадцать лет вновь оказаться в спортивном лагере.

– Так? – заинтересовался Эмерсон.

– У меня там первая любовь была – Нинка, – крутя баранку, вздохнул Живчик. – И главное – у нас все нормально складывалось. Целовались. Взасос. Она себя лапать позволяла, я тоже ее шаловливые ручонки не останавливал. И главное – она призналась, что хочет большего, но в первый раз боится и все такое. В конечном счете созрела моя Нинка, и мы договорились, что все произойдет во время прощального костра. Помню, конец августа был. На улице – теплища, а у костра вообще жара. Мы с Нинкой с того костра незаметно от всех улизнули и – в стог сена, что на опушке леса стоял. И главное – вижу по ней, что хочет, хочет… почти полностью себя раздеть разрешила. И в то же время ломается, говорит, а вдруг у нас ничего не получится, мы же такие неопытные. А я сдуру возьми и ляпни, типа мне-то как раз опыта не занимать, типа знаешь, сколько у меня уже баб было…

– И чем все закончилось? – прервал Виктор возникшую паузу.

– Чем закончилось! – вернулся Живчик из задумчивости. – Убежала моя Нинка обратно к костру, к толпе, а на прощание обозвала меня сволочью. Я первое время обиду на нее держал и только потом понял, что сам дурак. Но больше мы с Нинкой никогда не разговаривали, да и не виделись после лагеря.

– Понятно, – хмыкнул Эмерсон.

– Так вот, если бы тогда в стогу я имел сегодняшние мозги, неужели стал бы ей о других бабах говорить? Тем более и не было у меня к тому времени еще никого. А сложилось бы тогда все с Нинкой, глядишь, и в Москве бы продолжили встречаться. Она мне рассказывала, что ее папа – полковник в военкомате, а мама какой-то там важный работник торговли. Черт знает…

– Короче, проворонил ты свое счастье, – подытожил Эмерсон.

– Проворонил, – вновь вздохнул Живчик. И встрепенулся. – Мужики, а давайте Джона Маленького навестим? До его больницы три минуты езды. На блинную время останется, а?

– Давай, конечно, – сказал Виктор.

– Я не против, – проворчал Эмерсон. – Только без меня пойдете. Не люблю больницы, мне медучилища на всю жизнь хватило.

Благодаря инкассаторским удостоверениям Виктора и Живчика пропустили к больному товарищу без проблем, только заставили надеть белые халаты. За шесть дней, проведенных в больнице, Джон Маленький, лежавший в четырехместной палате, заметно осунулся, его правая нога в гипсе была подвешена на растяжку. Гостям больной обрадовался, хотя в первый момент Виктору показалось, что Джон посмотрел на него как-то подозрительно.

– Ну, ты как? – весело спросил Живчик, присаживаясь на табуретку у кровати приятеля.

– С головой все в порядке, – криво усмехнулся тот. – С ногой какая-то беда, доктор сказал, что в лучшем случае за руль можно будет сесть только через полгода.

Джон Маленький встретился взглядом с Виктором, который как раз невольно подумал: «Нечего было чужую страничку присваивать!» Надеясь, что больной не может читать мысли на расстоянии, Виктор ободряюще ему улыбнулся и спросил:

– Слушай, Джон, мы с Живчиком и Эмерсоном сегодня дискутировали, есть ли смысл при помощи, допустим, волшебной палочки вернуться в собственное прошлое, при этом сохранив свои теперешние мозги, и прожить жизнь заново?

– Да! – закивал Живчик. – Вот ты как считаешь, есть ли смысл?

– Хороший вопрос. – Джон Маленький на несколько секунд прикрыл глаза. – Вот я постарше вас, с женой проблем нет, детей люблю, квартира нормальная, не бедствую… Зачем мне свою жизнь менять? А вдруг в новой молодости я не за тот угол заверну и мне кирпич на голову упадет? Ладно еще насмерть прибьет, а если только покалечит? И живи потом с мыслями, что нечего было от добра добра искать.

– Джон у нас всегда отличался умом и рассудительностью. – Живчик со значением посмотрел на Виктора.

– А с другой стороны, я бы очень многое отдал, чтобы прожить заново некоторые дни или даже часы, – продолжил Джон, тоже глядя на Виктора. – Вот вернуть бы меня на шесть дней назад, и я бы из твоей квартиры минут на пять раньше ушел или, наоборот, задержался, а может, вообще к тебе в тот день заезжать не стал. Глядишь, тогда бы и не покалечился, не валялся сейчас на больничной койке… Что ты-то по этому поводу думаешь, Витек?

– Думаю, очень жаль, что у меня нет волшебной палочки.

Волшебной палочки у Виктора не было, зато имелась чудесная страница! И он никак не мог дождаться возвращения домой, чтобы взять ее в руки, разгладить, возможно, что-нибудь на ней нарисовать.

Рисовать было что. К концу вечернего маршрута он дочитал рукопись Александра Ивановича, и теперь голова художника была переполнена ситуациями и образами героев романа. Все это он собирался отобразить на простой бумаге. А на чудесной страничке не только отобразить, но и что-то заменить, добавив другое, свое.