Чуть позже Лексий медленно высвободил окровавленную струну, дрожащими руками смотал ее в кольцо, засунул в целлофановый пакетик – тот самый, в котором она продавалась в городских культтоварах, и убрал его в карман рубашки.
На сегодня мщения было достаточно.
Живот болел, кровь из раны все еще сочилась, но Шурик уже не чувствовал себя перепуганным до смерти, а, наоборот, силился улыбнуться суетившейся вокруг него Насте. Вместе с Андреем она помогла Шурику покинуть площадку через дыру в заборе.
– Рана-то пустяковая, – бодро сказал Андрей, задрав окровавленную рубашку и осмотрев порез. – Я, когда в прошлом году в Полевшине с церкви падал, сучком бузины еще глубже живот распорол. Вспомни!
– Да помню, помню. – В голосе Шурика слышалось облегчение. – Нормально все со мной. – Он осмотрелся. – Ребята где?
– Адмирал рванул Петлюру догонять. У того, правда, нож, но я за Адмирала спокоен. Митлза менты забрали. Сам видел, как его в канарейку запихивали. Зольдат пропал неизвестно куда.
– Геру, по-моему, тоже забрали, – сказала Настя.
– Откуда знаешь?
– Видела, как ему дружинник пашоны, то есть руки, крутил. А вы Олежку не встречали?
– Здесь я, сестренка. – Лексий появился так неожиданно, что Настя и Андрей вздрогнули.
– Ой, напугал даже, – улыбнулась девушка.
– Слушай, Лексий, я насчет вчерашнего…
– Ладно, братан, – перебил тот Андрея и протянул для примирения руку, – об этом как-нибудь в следующий раз поговорим. Шуренок, что с тобой?
– Его Петлюра твой ненаглядный порезал. – В голосе Насти слышались обвиняющие нотки.
– Сильно?
– Терпимо, – сказал Шурик. – Видишь – на ногах стою.
– Так, – Лексий огляделся воинственно, – и где эта падла? О, а это не Адмирал ли крадется?
– Он. – Шурик тоже узнал медленно приближающегося к танцплощадке своего товарища. Он по-особому свистнул, Адмирал обернулся и поспешил к ним.
– Шурик! – обрадовался Адмирал, осторожно обнимая друга. – А я уж грешным делом думал, что ты кони двинул. Слава богу! Если бы с тобой на самом деле несчастье случилось, я бы себе не простил, что эта сволочь сбежала. С татуировкой ведь тот самый был, про которого ты рассказывал, да?
– Да, тот самый Петлюра. – Шурик болезненно поморщился. – Ты иконку у него отобрал?
– Нет. Но врезал ему пару раз здорово!
– Мужики, – вмешался Лексий, – может, все-таки объясните, что вам так эта иконка далась? Шуренок, давай колись! Но сперва свалим-ка отсюда подальше подобру-поздорову.
Они быстрым шагом направились по темным дорожкам парка к дому Шурика. Насте было велено идти немного впереди, чтобы не подслушивала. Рассказывали по очереди. Сначала Андрей – о том, как похитил из музея злополучную иконку, и о чудесах, свидетелем которых он стал. Затем Шурик, выдавливая из себя каждое слово, поведал друзьям (правда, не посвящая в подробности интимных отношений) о том, что видел и что случилось с ним с момента, когда Андрей покинул его в прошлое воскресенье у танцплощадки, и до последнего сегодняшнего разговора с Ириной и Катюшей.
Выслушав их, Лексий рассказал, как после разговора с Шуриком упросил Петлю иконку вернуть, что тот и сделал, но после ее отнял. О том, что успел уже отомстить одному из своих обидчиков, говорить он не стал.
– В общем, так, – Андрей взял заключительное слово, – раз иконка так вдруг понадобилась и Ирине, и Петле, и деду этому слепому, значит, она наверняка какую-то тайну хранит. Хорошо бы эту тайну узнать. Может, с тем же слепым поговорить. Но сперва надо попытаться Митлза и Зольдата из ментовской вызволить.
– А потом с той стервой, что Шурика шантажировать вздумала, разобраться надо, – сказал Адмирал. – Я – когда с ней танцевал, как бы не в своей тарелке себя чувствовал.
Шурик хмыкнул и тут же болезненно поморщился:
– А уж как я себя рядом с Ириной чувствовал – в жизни не забуду. Гипнотизирует она, что ли?
– Хорош, парни, чушь молоть, – закартавил Лексий. – Между прочим, в ментовской у меня знакомый старшина работает. Сосед. Да ты его видел, Шурик, – он лысый такой.
– Ага, – согласился Шурик и снова поморщился.
– Если протокол еще не составили, он наших мужиков отпустит без проблем. Правда, без пузыря к этому лысому лучше и не соваться.
– Где же мы в половине двенадцатого ночи пузырь раздобудем? – спросил Андрей.
– У меня дома, где же еще? – сказал Лексий просто.
– Я люблю тебя, Андрюшенька, я люблю тебя, люблю, люблю… – не переставая шептала Настя.
Андрей гнал велосипед по ночным истринским улицам, а она сидела на багажнике, крепко обхватив руками его живот и касаясь губами спины, снова и снова признаваясь в любви своему троюродному брату.
Андрей торопился, крутил педали что есть силы, и свистящий в ушах ветер не позволял разобрать слова Насти. Прикосновение ее горячих губ было приятно. Он вспомнил, как они целовались на террасе, вспомнил запах парного молока и сладкое чувство, которое испытал, обнимая сестренку. С Таней все было не так. Андрей поймал себя на мысли, что поцелуи с ней были какими-то не совсем искренними. Настю он целовал гораздо честнее, сердечнее.