Подарок инкассатору

– Ладно, – отмахнулся Андрей, – сейчас базарить не время. Как ты думаешь, дед дома?

– Где ж ему еще быть! Но мы беспокоить его не будем. Смотри, как это делается. – Лексий легко перемахнул через забор и в несколько прыжков очутился около дома.

Андрей повторил его маневр. Лексий подергал за раму одного из окон, и оно легко открылось.

– Оставайся на шухере, – шепнул он, но Андрей отрицательно помотал головой и, отстранив его, первым проскользнул в темный проем окна. Лексий – за ним.

Найти компрометирующую пленку и фотографии не составило особого труда. Фотографий было много, и, чтобы не тратить времени на отбор, Лексий шепотом предложил тут же все их сжечь, но только не в доме и не на улице, а в подвале. Андрей с ним согласился, но в подвал лезть отказался.

Лексий один спустился по сыроватым каменным ступенькам и, несмотря на полнейшую темень, быстро взрыхлил ножом и выкопал неглубокую ямку в холодной земле. Затем Андрей передал ему пленку и фотографии, из которых оставил себе только одну. Через минуту фотографии уже корежились под языками синеватого пламени, превращаясь в пепел.

Из подвала повалил едкий дым. У Андрея защипало глаза, и он спустился с крыльца на землю, где полной грудью стал вдыхать свежий воздух. Лексий же, оставаясь в подвале и спасаясь от дыма, забился в угол и оттуда, сидя на корточках, поддерживал маленький костерок, напоследок просматривая снимки.

…Он очнулся одновременно от визга, который сам же и издал, от отвратительного запаха жженой кожи и от дикой боли в ладонях, непонятно почему вдавленных в костер. И тут же вспомнил все, что успел увидеть и почувствовать, прежде чем, наверное на какую-то долю секунды, потерять сознание…

Лексий бросил в огонь последнюю фотографию, когда ему показалось, что земля под маленьким костерком начала шевелиться. Он зажмурился и снова открыл глаза. Видение продолжалось. Через землю, сквозь огонь произрастали тонкие белые палочки, очень напоминающие пальцы скелета. Лексия затрясло. Он начал подниматься с корточек, чтобы броситься вон из подвала, в котором мерещится всякая ерунда, но вдруг кто-то или что-то захрипело сзади и мощно ударило его в спину. Кто-то перешагнул-перепрыгнул через него, но Лексий уже не обратил на это внимания – всего его поглотила страшная боль в ладонях…

Не переставая орать, Лексий выскочил из задымленного подвала, скатился с крыльца и попал в объятия Андрея. Они посмотрели друг на друга одуревшими вытаращенными глазами, а в следующее мгновение уже неслись по ночным улицам, что есть силы давя на педали…

КЛЮЧ

Ирина вернулась домой под утро. С покрасневшими глазами, расцарапанной щекой и помятыми губами. Из открытого подвала доносился неслабый запах жженой бумаги. Ирина торопливо спустилась вниз и при свете горящей спички увидала на том самом месте, где был закопан дед Панкратыч, кучу пепла. Рядом валялась раздавленная коробка из-под печенья «Красная Москва».

Ирина дико зарычала. Теперь до этого Шурика будет не так-то легко добраться! Сжечь фотографии мог либо он, либо Коротышка. Она ненавидела их обоих! Она ненавидела Петлюру, не сумевшего вовремя передать ей иконку – центральную часть ключа-складня, ненавидела лысого вонючего милиционера и эту курву Ольгу, ненавидела всех, с кем встречалась в Истре. И сам город Ирина тоже ненавидела!

Но она верила, что способна отомстить им всем. Панкратыч не должен был, не мог ей солгать, и, воспользовавшись могуществом Нефритового голубя, она добьется своего!

Прошло несколько часов, но Ирина так и не легла спать, мечась по комнате и не переставая строить планы мести. Пришла Катя. Ирина, растрепанная и нервная, чуть не набросилась на нее с кулаками. Катя, и без того перепуганная, торопливо рассказала ей, что милиция обнаружила недалеко от танцплощадки Тереху с перерезанным горлом и что в городе только об этом и болтают. В убийстве подозреваются все, кто участвовал во вчерашней драке, но в первую очередь – Петлюра.

Не успела она произнести имя их общего знакомого, как Сергей Петляев собственной персоной появился в проеме двери. Он тоже не спал всю ночь и выглядел очень неважно: под глазами синяки, верхняя губа разбита. Казалось, что за несколько часов Петляев постарел лет на десять.

Слегка прихрамывая, он молча прошел в комнату, сел в кресло и прижал щепотки пальцев к вискам. Голова у него раскалывалась. Шею невозможно было повернуть из-за моментально вспыхивающей боли. Но не эта, постоянно напоминающая о себе боль была невыносима. Сергей Петляев не мог без зубовного скрежета вспоминать об Адмирале, о том, как легко и быстро расправился бритоголовый на танцплощадке с его друзьями и затем с ним самим. Думал он и о додике Шурике, так подло ударившем его сзади, и о незнакомом худощавом парне, который вез на велосипеде пигалицу Настьку и из-за которого он так больно упал на асфальт. Думал и о своем бывшем друге Лексии…