С тех пор так у нас и повелось: во всех сложных ситуациях мы едим шоколад… и проблема вроде как перестает казаться такой уж непереносимой. Как и разделенный на пополам шоколадный батончик, ополовиненная проблема становятся на порядок легче… Испытано не однократно.
Вот и теперь меня как будто бы отпускает… самую малость, ровно настолько, чтобы почувствовать необходимость попросить у Алекса прощение. Все-таки мы ужасно с ним поступили… Что там говорят о благих намерениях, коими выстлана дорога в ад?
Вот уж точно подмечено, ни отнять, ни прибавить.
Замираю у Алексовых дверей, а потом стучу… три раза… и один. Наш с Басом условный сигнал: «прости меня» называется, жаль Алекс не знает об этом.
И не отзывается, но я все равно толкаю дверь от себя — знаю, что тот не спит. Уснуть после такого физически невозможно…
— Алекс? — Коляска парня стоит у стены, и он глядит в расцвеченную уличными фонарями ночь за окном.
— Не спишь? — отзывается он странным голосом, интонацию которого я не совсем понимаю. Однако мне становится стыдно, значит, возможно, эта интонация — осуждение…
Присаживаюсь на кушетку и опускаю голову.
— Не спится.
— Совесть замучила?
— Алекс…
— Замучила, признайся, — говорит он. И добавляет: — Я доверял вам обеим, Стефани, а вы… Боже, зачем вы все это устроили?! На что рассчитывали?
— Мы думали, что если ты… увидишь ее такой, — слова вязнут на одеревеневшем языке, так что мне с трудом удается исторгать их из себя, — если поймешь, какая она…
— Думаешь, я не понял этого после… — и запинается, хотел, должно быть, упоминать Юлианово видео, однако вовремя сдерживается, — раньше? Думаешь, так поступают настоящие друзья? Тычут друг друга лицом в грязь? Заставляют страдать? Обманывают?
Каждое его слово ранит до крови…
— Прости, Алекс, — шепчу еле слышно. — Прости, мы не хотели…
Молчит… и я жалею, что не захватила носовой платок. Как пить дать, буду реветь… понимаю, что Алексово разочарование разрывает меня изнутри. Жжется… свербит… прорывается гулким вскриком:
— Прости! — почти в голос. Он только качает головой.
— Я не держу зла… просто разочарован. — И добивает: — Сама прости себя. Это сложнее всего… — тогда я утыкаюсь лицом в ладони и плачу.
Так мы и сидим до самого рассвета.
И около шести я крадусь в свою комнату… Эрика все еще спит, уткнувшись носом в пушистый комок шерсти. Хватаю чемодан и выскальзываю за дверь — некрасиво, конечно, уходить, не попрощавшись, но ни одному из нас троих не хочется затягивать свое пребывание в этом городе…
Сбегаем? С каждым бывает.
Бастиан с Алексом ждут меня у автомобиля; зябко повожу плечами и тороплюсь закинуть чемодан в распахнутый зев багажника.
— Ничего не забыли?
— Нет.
Я вот-вот готова нажать на педаль газа, когда сверху на капот падает что-то маленькое, но достаточно увесистое… Мы испуганно переглядываемся.
Мяу! Мяу…
Котенок?!
Бастиан распахивает дверцу и снимает с капота Спичку со вздыбленной на спине рыже-коричневой шерстью.
— Это найденыш Эрики. Откуда он здесь?
— Не знаю, они обе спали, когда я забирала свой чемодан.
Задумчиво смотрим друг на друга, и Бастиан наконец произносит:
— Просто оставим его здесь. Никуда он не денется… — И в тот же момент получает увесистый удар по лбу.
— Что за черт! — ругается он, потирая свое и без того достаточно пострадавшее во вчерашней потасовке лицо, а от отеля уже бежит женская фигурка с безразмерным рюкзаком за спиной.
— Эй, бросить меня хотели?! — кричит она в возмущении. — И вот, заберите, не нужны мне ваши деньги, — подхватывает с земли предмет, которым запустила Бастиану в лоб, и он оказывается комком из смятых купюр, в середину которого вставлен камень-голыш.
— Вот ведь ненормальная, — не выдерживает Бастиан. — Ты меня чуть не убила! Головой думать надо.
Но та выхватывает у него котенка и, поглаживая его, произносит:
— Ага, такого убьешь… — И с вызовом: — Ты на себя в зеркало-то смотрел? Франкенштейн и то краше выглядел.
— О, так ты с ним лично знакома?! — парирует мой обычно невозмутимый брат. — Два монстра нашли общий язык…
— Сам монстр! — и Эрика плюхается на переднее сидение рядом со мной.
У меня такое чувство, словно я никогда не знала собственного брата: гляжу на него большими глазами и даже не моргаю… вообще.
— Доброе утро, — вот все, что я могу произнести, а девушка обиженно ворчит:
— Было бы мне доброе утро, кабы Спичка не разбила меня вовремя… Да, моя хорошая? — целует ее в розовый носик, и я вижу, как Бастиан брезгливо морщится… — Проснулись бы мы, а вас нет… Вот тебе и доброе утро! Приехали. — И мне в лицо: — Предатели.
Окончательно обалдевшая от такого наезда, я только и делаю, что хлопаю глазами.
— Хочешь с нами поехать? — осведомляется Алекс с заднего сиденья, и Эрика оборачивается к нему:
— Хочу. Не возьмете?
— Возьмем, — отзывается парень. — Но только с одним условием…
— Каким? — Эрика прищуривает глаза.
— Дашь подержать котенка?
Она тяжело вздыхает:
— Дам, — и добавляет, — если разделишь расходы на ее пропитание.
Алекс расплывается в широкой улыбке.
— Договорились. — И они жмут друг другу руки.