Закончив обход яблоневого участка, я направился к абрикосовому. Вдруг рыскавший впереди меня Трезор остановился, глубоко потянул носом воздух, обнюхал тропинку, змейкой извивающуюся около арыка, и злобно зарычал. Крепкие мускулы желваками заходили под кожей, шерсть на загривке встала дыбом, в глазах загорелся огонек злобы. Я подошел, хотел успокоить собаку, но она, не обращая внимания на ласку, рванулась в сторону виноградника. Меня удивило и взволновало поведение собаки: ласковый и веселый пес мгновенно преобразился в свирепого зверя.
Я подбежал к Трезору, когда тот замер, ожидая привычной для него команды: «Пиль!»
За широкими листьями виноградной лозы я увидел двух неизвестных. «Назад!.. Нельзя!..» Собака нехотя повиновалась, но в горящих глазах ярость не убавилась — пес лишь выполнил волю хозяина; он ни на шаг не отходил от меня, готовый в любую секунду броситься на незнакомцев. Подойдя ближе, я рассмотрел их.
Блуждающие взгляды из-под низко надвинутых кепи и перепачканные известью щегольские костюмы не внушали доверия.
Один был плотный, среднего роста, с круглым овалом лица и с рыжей небритой щетиной. Другой — высокий, худощавый, с длинными, как у гориллы, руками и с черными усиками на клинообразном лице.
Рядом с ними валялись набитые до отказа мешки. Когда я внимательней присмотрелся к их ноше, то заметил на ней пятна свежей крови.
Теперь мне стало ясно, почему так вел себя Трезор. Он своим собачьим носом почуял больше, чем предполагал я. Неизвестные о чем-то зашептались.
— Ваши документы! — прервал я их разговор.
— Ах, документы... Ты слышишь, кацо? Этот щенок требует документы! — с акцентом, издевательски произнес сутулый, обращаясь к рыжему.
— Ну и покажи ему паспорт, что тебе стоит? — с плохо скрытой фальшью ответил мордастый.
Сутулый, обжигая меня взглядом, полез в нагрудный карман, делая вид, что хочет достать что-то. А в это время рыжий, пройдя вразвалку несколько шагов вперед, очутился сзади меня и взмахнул рукой. Не успел бы я увернуться от неожиданного удара ножом в спину, если бы не мой друг. Он вовремя вцепился мертвой хваткой в руку бандита, из которой, со звоном ударившись о камень, выпала финка...
Сутулый, поняв, что их затея без шума избавиться от живого свидетеля провалилась, решил действовать открыто. Из нагрудного кармана вместо паспорта показалась рукоятка пистолета. Однако выстрелить не удалось: ударом тяжелой дубовой палки я лишил бандита сознания.
Бедному Трезору приходилось туго: рыжий хотя орал нечеловеческим голосом, но и колотил его свободной рукой и пинками, стараясь добраться до валявшейся финки. Я помог своему четвероногому другу избавиться от ударов и, сбив палкой бандита на землю, связал ему руки. В дальнейшем на следствии выяснилось, что эти головорезы в прошедшую ночь совершили ограбление и временно хотели спрятать вещи и ценности в густом винограднике.
С этого дня мы с Трезором друг без друга жить не могли. Где я — там Трезор. Где Трезор — там я. Два неразлучных друга, человек и собака, везде и всюду вместе. И если бы не фашисты — не расстались бы никогда!
Я не мог оставаться дома в те грозные для Отчизны дни. Вместе с друзьями подал заявление в военкомат о досрочном призыве в ряды Советской Армия Последний день перед отъездом я провел с близкими и со своим неразлучным другом. А хмурым осенним утром, распростившись с Трезором и заперев его в сарае чтобы не так тяжки были последние минуты разлуки я с родными прибыл на станцию Кауфманская. Маленький вокзал встретил нас оживленным шумом и толкотней пассажиров и провожающих.
Чтобы спокойно поговорить с родными, мы отошли от перрона и прижались к станционной изгороди. Как через мелкое сито, сыпал из черных туч холодный осенний дождь. Поблекшие цветы на клумбах за изгородью и желтые осыпающиеся листья акаций у водокачки на которой противно каркала серая ворона, — все говорило о приближающихся холодах, сырости и слякоти. Лица у всех серьезные, угрюмо сосредоточенные. Придется ли еще увидеть родных и знакомых и все тс что так мило и дорого сердцу?..
До прихода поезда оставались считанные минуты как вдруг на мои плечи легли тяжелые собачьи лапы Трезор разбил окно в сарае и умудрился среди такой массы народа разыскать своих. Мне было приятно, что Трезор прибежал на проводы, и одновременно стыдно перед ним, что не взял сразу. А верный пес чувствовал горькую разлуку и с такой человеческой тоской смотрел мне в лицо своими ласковыми, умными глазами, так жалобно скулил и взвизгивал, что многие обращали на нас внимание. Но я никого не замечал и ничего не видел, кроме тоскливого взгляда своего друга, у которого в глазах стояли настоящие человечьи слезы...