Он позвонил Шаталову. Его телефон был отключен. Понятное дело, наломал дров, обманул его, забрал деньги и сбежал. Обычная история. Хотя, может, ему надо спасибо сказать за то, что все так получилось? Ведь эта женщина… Это именно она на снимках! А это говорит о том, что в Марину не стреляли. Или стреляли все-таки? А на роль привидения Шаталов взял свою подружку, разукрасив ее, чтобы испугать Русалкина? Но зачем? Если, к примеру, Шаталов убил Марину, то какой резон посвящать в эту историю постороннего человека, эту девчонку? И разыгрывать этот трагифарс: мол, вас обманули, жену вашу не убили, а за то, что я все знаю, давайте денежки. И ведь они все правильно рассчитали – деньги он готов выложить уже хотя бы потому, что теперь, когда он понял, какую ошибку совершил, заказав Марину, он пойдет на все, лишь бы избежать тюрьмы. Но тогда почему Шаталов сам не позвонил или не пришел со своим шантажом напрямую, без посредников?
Сидя в халате со стаканом сока в одной руке и с сигаретой в другой, Русалкин вдруг понял, что это такое – жить, наслаждаться покоем и уютом, пить сок, курить хорошую сигарету. Если он пожадничает и откажется платить деньги неизвестной блондинке, то всему этому придет конец. Он потеряет все то, что окружало его, – комфортную и сытую жизнь, тот азарт, с помощью которого он наживал деньги, увлеченность любимым делом, ферму, деньги, Ванду… При воспоминании о любовнице он почувствовал легкое, зудящее желание, словно теплая электрическая волна прошлась по телу. Он возбудился и набрал ее номер. Она ответила сразу же, и голосок ее был бодрым, каким-то необычайно сочным, кремовым, ласковым. Он сказал, что перезвонит ей, и набрал номер телефона салона. Попросил жену. Ему сказали, что она сейчас занята, разговаривает с клиенткой, как только освободится, сразу же перезвонит ему.
Он положил трубку и пожал плечами. Значит, Марина все-таки жива. Или это спектакль? И в салоне нет никакой Марины, все девушки уволены, а на телефоне сидит та самая блондинка?
И тут раздался звонок. Он схватил телефон. Услышал голос Марины:
– Привет, Саша. Что случилось? Я работаю. Тут одной клиентке дурно стало, кажется, она неделю не ела, – она, похоже, усмехнулась. – И так, как из Освенцима, так еще и голодает. Так что случилось?
– Да нет, ничего. Хотел встретиться, поговорить.
– Мне кажется, я даже знаю, о чем пойдет разговор, – вздохнула Марина. – Думаю, ты должен был предложить поговорить об этом раньше. Думаешь, очень приятно, когда за твоей спиной все обсуждают твоего блудливого мужа? Нравится тебе эта драная рыжая кошка, которая переспала почти со всеми нашими общими знакомыми, – флаг тебе в руки, а транспарант сам знаешь куда. Я с удовольствием отпущу тебя, дам развод. Думаю, тебе не надо говорить, насколько я была травмирована изменой, а потому тебе придется раскошелиться, милый!
Опять раскошелиться!
– Хорошо, вот это уже точно не телефонный разговор. Если хочешь, я приеду сегодня к тебе, и мы все обсудим.
– А что, мне уже нельзя вернуться в нашу квартиру, ты что, поселил там эту драную кошку, эту проститутку? Послушай, Русалкин…
Но он уже отключил телефон. Невыносимо было слышать то, что он слышал уже много раз. И самое неприятное заключалось в том, что, когда Марина произносила оскорбительные слова в адрес его обожаемой Ванды, он где-то внутри себя соглашался с ней, и эта двойственность – страсть в сочетании с презрением к ней – пугала его, лишала прежней уверенности в своих чувствах к любовнице. Да, он слышал о том, какой образ жизни вела Ванда до встречи с ним, сколько у нее было любовников, но она в отличие от других женщин не скрывала своих связей и даже бравировала ими. В этом, собственно говоря, и заключается ее главная ошибка. А любовники… Вон Марина сама живет с этим прохвостом Андреем, машину ему даже купила.