Подарок от злого сердца

Русалкин вышел из квартиры (промелькнула мысль, что он может сюда уже никогда больше не вернуться, мысль нехорошая, болезненная, впору хоть кусок мыла взять, зубную щетку, чтобы было чем в тюрьме мыться), спустился, сел в машину и медленно, оглядываясь на свой дом, двор и деревья, покатил в «Риголетто».

Припарковав машину позади ресторана, в темном переулке, он позвонил Вадиму, сообщил, где находится.

– Я сейчас, – промычал тот.

Русалкин зажмурился, представляя, как этот разодетый в пух и прах парень встает из-за своего столика, оставляя на скатерти деньги, направляется к выходу, но в последний момент сворачивает в сторону кабинок, просачивается сквозь малиновые бархатные занавеси в узкий коридор и делает несколько шагов влево, где начинается ряд подсобных помещений. Он должен сделать это в определенном месте, где можно подловить возвращающуюся после перекура в подсобке официантку (или, наоборот, направляющуюся туда, чтобы немного отдохнуть, перекурить, поправить чулок).

Он появился через двадцать минут. Высокий, нескладный, нелепый.

– Вот теперь – все. Я изрешетил ей голову. После такого не живут.

– Значит, она точно мертва?

– Мертвее, как говорится, не бывает.

А потом было то, что было. И Шаталов, узнав о том, что он пристрелил жену хозяина, уже не прятался, он словно бы находился в каком-то ступоре и много пил, пил и пил… Никто не мог понять, каким образом Марина превратилась в официантку и что ей понадобилось в ресторане, да еще и переодетой в эту кошмарную синюю униформу.

Русалкин тоже много пил и пытался ответить самому себе на вопрос: как изменится его жизнь после смерти жены? Выиграл он или проиграл, убив Марину?

После похорон они с Вадимом пили еще неделю. Пили нехорошо, много, глуша чувства и заливая мысли. Он не мог прогнать своего киллера-дилетанта, поскольку слишком многое их связывало. Они по-прежнему были нужны друг другу. Но в один момент оба поняли, что им пора расстаться. Русалкин щедро расплатился с ним и отпустил. Почему-то он не боялся, что тот предаст его. Где-то в глубине души оба понимали, что впереди еще целая жизнь и они могут пригодиться друг другу.

И Русалкин остался один. Каждое утро он начинал свою новую, чистую жизнь. С чистыми мыслями, чистыми планами. Он даже мыться стал чаще, а на работе каждые полчаса мыл руки с мылом.

…Отбивные были съедены. Он допил пиво, унес поднос с грязной посудой на кухню, открыл посудомоечную машину и уложил тарелки и стаканы внутрь, сунул таблетку моющего средства в специальную капсулу, закрыл машину и включил. Пластиковые контейнеры из-под салатов выбросил вместе с остатками еды. Сварил себе кофе, достал из холодильника клин песочного торта. Вернулся с подносом в комнату и снова уселся на ковер. По телевизору шло какое-то политическое шоу. Он защелкал пультом.

Была ночь, за стеной ругались соседи (приличные на вид люди: муж, кажется, профессор, а жена – певица из оперного театра), где-то внизу плакал ребенок. И только он, Саша Русалкин, жил один, ел один, спал один, просыпался в огромной постели один и даже разговаривал сам с собой…

Когда раздался звонок, он уронил кусок торта в тарелку. К нему никто не должен был прийти! И время позднее, почти одиннадцать. Да и друзей у него, похоже, не осталось. После смерти Марины все куда-то исчезли. Перестали звонить, приглашать в гости, словно подозревали его в чем-то.

Он не дыша подошел к двери и остановился. И снова эта идиотская мысль о куске мыла (вдруг за ним пришли, сейчас скрутят руки, больно скрутят, и поведут его куда-то в неизвестность, где холодно, дурно пахнет и кругом – одни уроды, убийцы, насильники, бандиты…).

Заглянул в глазок. Ванда?! Яркая картинка, залитая электрическим светом: рыжие волосы, алые губы.

Он распахнул дверь и обомлел. Это была не Ванда. Совершенно другая женщина, но такая прелестная, что он забыл, что стоит перед ней в халате, босой, жующий торт.

– Извините, что я так поздно, но мне Олег сказал, что вы нас ждете. – Она весело заглянула ему за плечо, куда-то внутрь квартиры, и подмигнула ему. – Ну же, не стесняйтесь! Впускайте меня немедленно, а то я передумаю!

Он отстранился, не мог не пропустить эту птицу с роскошным оперением в свою холостяцкую берлогу, в обитель вдовца.

Что она может передумать? Такая красотка, ночью? Может, она – девушка по вызову и перепутала адрес? А Олег – ее сутенер, телохранитель?

Он оставит ее. Уговорит остаться здесь. Объяснит, что это судьба. Он проведет с ней время, забудется, расслабится. И черт с ней, с этой чистой жизнью! Он – мужчина, к тому же женщина ему нужна для здоровья, в гигиенических, так сказать, целях.

Между тем медноволосая девушка прошла в комнату и уставилась в окно.

– Вот черт, а я думала, что оно выходит во двор. Перепутала я, что ли? Но в целом мне здесь нравится.

Она вдруг повернулась к нему и как-то жеманно, играя и рисуясь, сморщила носик:

– Ну что же вы?! Даже и кофе не предложите? Понимаю, что уже поздно, но Олег сказал, что вы будете ждать нас, что вы спешите, уезжаете. Кстати, вы куда уезжаете? В Израиль или Германию?