Отмерив локоть шнура, подожгли его и установили, что горит подозрительно быстро. Неизвестно, какой смолой он пропитан, но вспыхнул, как бенгальская свечка. Отрезок длиной в локоть сгорел за пятнадцать секунд. Стало быть, обеспечить минут десять для отступления могут почти пятнадцать метров шнура или сорок локтей. А тот, который нашла Омела, в длину всего шестнадцать локтей — чуть больше шести метров.
— Весело! — двинул бровями Гиацинт после этих расчётов. Джордано беспечно шмыгнул носом:
— Как-нибудь успею…
— Я твоей башкой рисковать не намерен, ясно? — рассердился капитан. — Герой!
Он поднял глаза к небу, проверяя расчеты:
— Значит так… Слушай и запомни: на этой ниточке — (сжал в ладони моток шнура), — не твоя жизнь держится, а наша. Всех, понимаешь?
Когда влезешь на борт, на "Геснере" не должно быть ни души, это очень важно. Как сделать, ещё не знаю. Думай!
Берёшь у девчонки ключ, пробираешься в каюту… Картинку вот эту хорошо изучи — (показал на стену, где нарисован путь внутри "Геснера"), — откроешь дверь отсека с боеприпасами… (Молодец Неро, сообразил на случай бунта!) Там тебя интересуют не гранаты, а бочонок с порохом. Шнур будешь подводить к нему.
— А они взорвутся?
Гиацинт усмехнулся:
— Если хорошо поджечь, всё взрывается, даже моё терпение. Слушай дальше: бочонок тебе надо открыть. Зубами, когтями, чем хочешь, но открой. Возьмёшь мой кинжал, твой флорентийский не потянет…
Уложи шнур змейкой на полу каюты, чтобы не очень близко изгибы друг от друга и не загорелись раньше времени. Да осторожней, там сейчас всё перекошено, корабль-то лежит на боку.
Дальше самое главное: возьми у Омелки сумку (я видел, таскала она что-то подходящее), если не найдёшь, сделай мешок хоть из рубашки. В общем, что-то, куда можно насыпать побольше пороха.
— Зачем? — поинтересовался Джордано.
— Затем, что отсыплешь туда чуть ли не полбочонка, если он маленький. В бочонок опустишь пару гранат и подведёшь внутрь шнур. А порохом начертишь от конца шнура дорожку по всему кораблю и по трапам! Только не по ступенькам, ясно, а с боку. Соображаешь?
— Угу. Я понял, надо удлинить шнур, да?
Гиацинт вздохнул:
— И время тоже. Смотри, чтоб ни одна крупинка не сдвинулась: палуба ведь наклонная. Что хочешь придумай, но чтобы никаких разрывов в дорожке. Иначе всё полетит к чёрту, но совсем не так, как предполагается.
— Я постараюсь, — заверил Джордано. — На самом наклонном месте уложу шнур, ему всё равно. По лестнице будет просто провести дорожку, а на палубе… ну, насыплю побольше.
— И там, где начинается шнур, тоже побольше пороха, — заметил Гиацинт. — Не жалей. Если взлетят гранаты, а дальше — крюйт-камера, сам бочонок, не так важен, лишь бы запустил всё, хоть и полупустой будет. Можешь поставить на него ящик гранат… хотя нет, лучше внутрь, а то ещё грохнется раньше времени…
В общем, шнур поджигай, когда сам уже будешь в воде, причём, проведёшь пороховую дорожку к порту, от которого ближе всего к берегу. Посмотришь, если горит — порядок, больше не жди. Стрелой ко мне!
На всё тебе даётся пять минут, больше у нас времени нет. Шлюпка будет ждать на плаву. Извини, но ты и Розанчик — на вёсла. Мне из-за подарка Тацетты там делать нечего, — капитан зло покосился на свою правую руку: — Сяду у руля, на корме.
Джордано помолчал, запоминая.
— Хорошо. Где ты будешь ждать?
— Давай прикинем…
Они влезли на край оврага. Гиацинт указал подбородком на склон:
— Вон, видишь, ступенька на склоне, прямо против "Геснера". Отсюда — гладкий откос, а со стороны форта кусты какие-то растут, вроде акации.
— Да, вижу. Хорошее место.
Гиацинт, прищурившись, смотрел на долину:
— Только приедет патруль и уйдут люди с "Геснера", мы туда и полезем. А ребята — к шлюпке. Когда скроются все за воротами форта, и часовой на вышке на секунду отвернётся — летишь к кораблю. И всё, за кормой тебя не видно.
— А часовые?
Гиацинт выразительно посмотрел на друга:
— Не знаю, надо их как-то убрать.
— Слушай, — просиял Джордано, — пусть их Омела позовёт! Скажет, что Неро` ждёт всех в форте, их тоже.
— Мысль, — одобрил Гиацинт. — Плохо только, что она будет перед взрывом по берегу болтаться. Я рассчитывал сплавить её окончательно.
Они вместе скатились ко входу в пещеру.
— Девочки, как поживаете?
— Прекрасно! — ответила Омела.
Виола подвела её за руку. Гиацинт спросил:
— Во что вы играли?
— Во фрейлин и принцесс.
— Да, — подтвердила Омела. — Мама была фрейлиной, а я — принцессой.
— Какая она тебе мама? — возмутился Гиацинт. — Виоле только семнадцать. Она что ж тебя в двенадцать лет родила?
Малышка наивно раскрыла глаза:
— А разве так не бывает?
— Гм, бывает, конечно, — иронично почесал бровь Гиацинт. — Но довольно редко…
— А я вообще — редкий ребёнок! — заявила Омела.
— Что есть, то есть! — подтвердил он и взял малышку за ручку. — Солнышко, — граф серьёзно смотрел в глаза девочке, — можешь сделать одну вещь…?
— А что будет, если не получится?
— Тогда ты нас погубишь, — спокойно ответил он.
Омела широко раскрыла глаза:
— Совсем? И тебя?
— Да, всех.
— А, тогда, конечно, могу, — она легкомысленно отмахнулась.