Мне оставалось только согласиться, но мысль о странном волнении Валентайна и смущении Жана не давала мне покоя: когда это кузен успел стать «Высочеством»? Или его жена урожденная принцесса? Решено, попробую разговорить синеокого блондина!
Я замер услышав слова жены, она права! Мы не можем оставить ее здесь, но и тащить женщину в горы? В опасные ледяные скалы? Риск потерять ее не меньше! Я так явственно увидел опасные расселины, камнепады и осыпи, ледники и лавины, что в глазах потемнело, однако Марина вновь удивила меня, погладив обложку лежащей на коленях книги, она сказала:
— Я постараюсь не стать обузой, я умею готовить.
Мы могли только улыбнуться в ответ, затем дракон схватился за голову и застонал.
— Ролен, — попытался я его утешить, — мы можем оставлять леди в лагере, и искать пещеру вокруг, насколько позволит магия, а потом просто перемещать лагерь, конечно звучит хлопотно, но есть другой вариант: подождать еще два года, пока ты не получишь свои подарки, и отправиться в экспедицию позже.
Дракон словно прислушался к чему-то и ответил:
— Медлить не стоит. — Потом он крутанулся на месте, и вновь застонал, — но я не могу рисковать твоей женой! Как ты не понимаешь!
К счастью кузина лорд Сиан и отец вышли из гостиной, буквально минуту назад, и теперь мы могли говорить свободно. Марина подняла на нас свои прозрачно-изумрудные глаза и тихо сказала:
— Какая разница, где рисковать? В горах я хотя бы буду рядом с вами, и если уж умереть, то быстро, — она зябко передернула плечами, и добавила тихим полушепотом, — я очень боюсь боли.
Мы с Роленом стояли рядом, не закрывшись, и перед глазами на миг пронеслась тяжелая конструкция, из голубого фаянса падающая на тонкую детскую ногу, хруст костей, острые блестящие осколки, боль, ударившая неожиданно и страшно, хлещущая крупными каплями кровь и совершенно белое лицо незнакомой женщины.
Мы не заметили, как оказались на коленях — я поставил на свои бедра ледяные ножки своей супруги: растирая, разгоняя застарелые воспоминания тела. Дракон, согревал горячим дыханием ее ладони и я видел, как от его губ струится тонкая бездымная полоска магии.
Вскоре Марина оправилась настолько, что смогла улыбнуться и тут же застесняться, отнимая у дракона согревшиеся ладони. Ролен не противился, хотя как я уже понял, по закону никто не запретит ему пользоваться подарком по своему усмотрению, ведь состояние человека либо предмета после возвращения нигде не оговаривалось.
Но теперь я вновь видел в Ролленквисте старшего брата, друга, наставника и понимал, что его честь не позволит отнять у меня любимую. Мы посидели на ковре у ног Марины еще немного, обсуждая уже принятое решение: в горы придется идти вместе.
Я их все-таки убедила взять меня с собой! Правда больше было, похоже, что напугала.
Следующую неделю и Жан и Ролен постоянно заставляли меня смущаться: выполняя норму прикосновений Ролен мог просто читать, и держать меня за руку, а мог сесть на пол и прислониться головой к моим юбкам, дожидаясь, пока я сама запущу пальцы в его выстриженные пряди. Жан смотрел на это спокойно, и частенько сам усаживался с каким-нибудь старинным описанием путешествий в Западные скалы с другой стороны, требуя такой же ласки.
Мы превратились в какое-то закрытое сообщество, почти секту: нам не нужны были слова, стоило мне захотеть пить, или есть — и кто-то из мужчин уже спешил исполнить еще не оформившееся желание. С другой стороны и я почти так же ощущала их — стоило любому из них отойти от меня больше чем на десяток метров, и меня охватывало беспокойство.
Илана, с которой мы понемногу подружились, смеялась, и уверяла, что я похожа на наседку. Она проводила со мной те часы, когда мужчины покидали дом, сначала очевидно по просьбе графа или Жана, а потом просто потому, что нам было о чем поговорить.
Однажды, когда мне вновь приснилась мама, и я спустилась в гостиную с красными глазами, Илана рассказала мне свою историю, предварив ее коротким спичем:
— Не думай, что я не жалею о чем-то в прошлом, но я довольна настоящим, и это больше всех сожалений!
В тот день мы с ней и наревелись и насмеялись, и я заметила, что вообще стала бурно реагировать на печальные или смешные истории, а тут все было и смешно и печально:
— И вот представляешь, Марина, стою я в траурном платье, у гроба, рыдаю и искренне думаю, что жизнь моя прошла. А из толпы ко мне проталкивается толстячок в сером камзоле с траурной лентой на рукаве, и предъявляет подписанное моим милым соглашение, о передаче всех средств полученных в приданое за леди Иланой Фиршам, в уплату его долгов! Причем там перечислялись даже лошади свадебной коляски и, — тут Илана непозволительно громко для леди фыркнула, — «украшения невесты»!
Я тоже фыркнула и утянула с блюдца аппетитный кусочек мяса, в отсутствии мужчин мы частенько завтракали и обедали прямо в гостиной:
— И что ты сделала?