Я перестала смотреть за окно и подошла к столу: плакать нельзя, опять затошнит. Теперь на затянутой темно-розовым сукном столешнице постоянно лежала открытая тетрадь: каждый день я задумчиво садилась на стул, и записывала пару строчек, о погоде, противном рукоделии или первых толчках малышки.
Очень хотелось родить дочку, и хоть так отомстить миру за мои мучения: даже бабушка дракона ничего не могла поделать с токсикозом, пожимая изящными плечами, она утверждала, что совокупная магия женщины беременной от сильфа посильнее двух драконов, а потому лежи тихонечко и страдай.
Но к токсикозу я быстро привыкла: подумаешь, через десять минут после обеда понависать над тазом, зато потом дадут морсу, сколько хочется, и даже разрешат полежать.
Гораздо тяжелее было бороться со страхом: каждую ночь я видела Жана и Ролена ползущих, по черным глянцевым камням, изрезанным трещинами, слышала завывание ветра, ловила пересохшими губами ледяной разреженный воздух и просыпалась, содрогаясь от мучительного кашля.
Неизменная, и кажется, совсем не спящая камеристка поила меня успокоительным зельем, помогала умыться и сменить сорочку, и снова укладывала напевая что-то на незнакомом мне языке.
На смену этим видениям приходили кошмары, связанные с родами: меня окружали врачи в привычных голубых масках, потом глаза резал яркий свет, и все вокруг заливалось багровым цветом спекшейся крови. Судорожно пытаясь увидеть, что случилось я падала в бесконечную пропасть. После реального падения с кровати камеристка стала ночевать в моей комнате.
Летать во сне в родной дом уже не получалось, лишь дважды хватило сил написать, что все хорошо, и я жду ребенка, ответ разглядеть не удалось. Ролен объяснял это окрепнувшей связью с этим миром, но я начинала ненавидеть бесконечный снег, холод и дым очагов.
Теперь за окном шел дождь, поместье леди Лионелль находилось южнее, и здесь уже вторую неделю шли дожди, вымощенная плитами аллея по которой я ежедневно гуляла, скрылась в потоках воды, а длинная галерея сырая и холодная, мысли о прогулке загоняла в самый дальний угол.
Обмакнув перо в чернильницу, я взялась написать письмо кузине Илане, которая скучала в столице. Лорд Сиан уговорил строптивую упрямицу принять его родовой перстень, а потом, мотивируя свое решение «долгом перед правителем» умчался в экспедицию вместе с Жаном. И теперь мы с Иланой раза два-три в неделю обменивались длинными посланиями, включающими в себя меню обеда и рисунок очередной салфетки.
Но больше всего этого напрягало ощущение хрупкости и беззащитности растущего внутри меня существа. Порой я боялась шевельнуться, и застывала, не смея сделать вдох: мне казалось, что внутри меня прорастает ледяная статуя, нежная, прозрачная, но с острыми режущими краями, с которых капает кровь, потом наваждение рассеивалось, и я снова оказывалась в огромной кровати под балдахином с вышитыми сценами охоты. А легчайшие, почти незаметные толчки успокоительно утверждали: «все хорошо мама, я есть»!
Глава 24
В глазах троятся бесконечные черные скалы, а в мыслях живет золотоволосая девочка с солнечной улыбкой. Уже месяц мы ползаем по истертым ветрами камням в поисках хоть каких-то ориентиров. Почти месяц ушел на сборы и доставку всего необходимого к подножию Западных скал. Проводники, узнав, что идем не просто сквозь скалы, а ищем нечто, слабо представляемое, тут же скрывались в неизвестном направлении. Наконец, спустя еще месяц, проводника нашли: седой сухонький старичок в сопровождении молодого, крепкошеего внука согласился вместе с нами поискать пещеру.
— Внуку скалы покажу, — спокойно вещал он, перебирая мелкие камушки, собранные на нитку, — он у меня самый толковый, потом сам будет людей водить.
Внук шел впереди, на трудных участках усаживая деда на спину, следом трусили мулы с веревками и крючьями, а уж потом шагали мы. Жан-Валер и лорд Сиан шли в одной связке, я как более тяжелый взял в напарники одного из людей графа: рослого северянина с руками похожими на корни дуба. Он часто сплевывал жвачку из горьких листьев и даже на жарком солнце не снимал меховой жилет, но одной рукой втягивал на скалу мула, и однажды вытолкнул животину, застрявшую в расселине просто подставив под копыта ладони.
Еще несколько мелких мужичков из семьи нашего проводника провожали нас по тропам, пока там могли пройти мулы, а потом ушли, уведя отощавших животных. Так и шли мы теперь вшестером, неся на себе все, что уцелело от запасов провизии.
Карта стала совершенно бесполезной: достигнув примерного района обозначенного точкой, мы принялись обшаривать каждую щель, трещину или нору, ведь за несколько столетий пещера могла стать провалом.
А вечером, на привале, без костра, в свете магического огонька Жан читал короткие записки от Марины и улыбался. Магия в Западных скалах работала плохо: вестники запаздывали, терялись, или что еще хуже — взрывались, унося и послание, и колечко. Поэтому, не смотря на радость от каждой строчки полученной от супруги, виконт не желал рисковать ее здоровьем, и ответы писал редко.