Но переупрямить юную виконтессу было невозможно: каждый день, на закате, в руки Жана падало колечко вестника, а иногда точно такое же опускалось и на мои колени. Чаще всего мне писала бабуля, иногда граф, но пара свернутых в трубочку листочков лежала в кармане рубашки напротив сердца, источая нежный аромат зеленого луга под жарким солнцем.
Днем, когда страхи утихали, я могла читать, в доме драконьей бабушки оказалась потрясающая библиотека: сотни томов располагались в зале меловой пещеры. В середине в окружении солидных шкафов было устроено драконье гнездо: огромный ковер заваленный подушками, валиками и покрывалами.
Я приходила сюда с подносом крепеньких зимних яблок, выбирала книжку и зарывшись в подушки убегала в другой мир. Часика через два из верхних комнат спускалась драконица, и ворча устраивалась рядом, что бы «помурлыкать». Иногда она просто гудела, на низких нотах дыша теплом на мой живот под просторной рубашкой, а иногда укладывала голову рядом, и жмурясь прислушивалась к биению крошечного сердечка.
Минут через двадцать меня выгоняли «гулять» на любимую аллею, или отправляли на кухню, съесть что-нибудь полезное. К полезному леди Лионелль относила исключительно мясо, с учетом моего состояния без острых приправ и хорошо прожаренное.
Благодаря ежедневным «гуляниям» и длинным лестницам я поддерживала неплохую форму — закиснуть не получалось при всем желании. Изредка приходили послания от графа: он в отсутствие Жана контролировал ситуацию при дворе. Юный принц уже отправился на стажировку в драконью школу, леди Киан с семьей вернулась в свой дом, незаконно отнятый дядей, и возвращенный приказом Жана. А визит принцессы ожидался после рождения наследника.
Никогда не считал себя неженкой, но в этих горах понял, как ошибался: поначалу идти было проще. И хотя мы стонали и мучились головной болью, под смешки мелких и жилистых мужичков из предгорий, но провиант, крючья и веревки везли мулы, и внизу кое-где встречались родники, тощие кустарники или трава для животных. Но едва мулов увели вниз, за плечами оказались плетеные корзины на ремнях: вяленое мясо, топленый жир и немного крупы, вот и все, что мы могли взять. На привалах приходилось долго искать возможность согреть небольшой котелок воды. Что бы заварить крепкий, почти черный чай, в который старик добавлял мед и бараний жир. Воды не хватало, и когда мы поднялись достаточно высоко, на ходу ели снег.
Но стоило закрыть глаза, перед ними вставала моя солнечная девочка, такая, какой я видел ее последний раз: бледная, с закушенными, что бы сдержать слезы, губами. Мы не виделись почти три месяца, и мне нравилось представлять ее неуклюжей и округлившейся. Каждый день я получал трогательные нежные записки, и благодаря им держался, хотя порой искушение нажать на камни срочного телепорта было невыносимым.
Роллен похудел, и его драконья сущность прорывалась все чаще: на опасных склонах отрастали когти, а утром вместо приветствия раздавалось рычание. И в один из дней я понял, что больше так не могу, нужна пауза, перерыв, кусочек теплого, уютного мира, среди скользких помертвевших скал.
Дракон выслушал меня, и согласился. Оставив проводнику и его внуку все оборудование, мы сняли координаты просторной площадки, переглянулись, и шагнули в окно телепорта!
День не задался с утра: всю ночь я не могла уснуть, слушая шуршание дождя, а потом проснулась с головной болью. Ворчащая леди Лионелль сама пришла звать меня к обеду, но растормошить меня ей не удалось. Наконец она сообщила, что внизу дожидаются торговцы, и мне нужно непременно спуститься и выбрать себе ткани на новые платья и безделушки для поднятия настроения.
Если б она знала, как мне было неловко! Жан совсем не оставил мне денег, то ли считая, что в гостях они мне не понадобятся, то ли здесь было в обычае принимать подарки от хозяев дома. От бесконечного смущения меня спас Ролен: в сундучке с письменными принадлежностями, доставленными из дома вместе со мной, я обнаружила кошелек с тяжелыми золотыми монетами, и два кошеля побольше — с медью и серебром. К кошелям прилагалась записка с пожеланием беречь себя и не отказывать в маленьких радостях.
Я не хотела трогать эти деньги, отношения с Роленом пугали своей непонятностью и запутанностью, но торговцы наезжали в поместье едва ли не каждую неделю, а одежда становилась мала. Порой неожиданно хотелось коричных пряников, или соленых орешков, а однажды я велела камеристке вынести из купальни все запасы мыла и косметики — запах оставлял противное ощущение на языке, но и грязной ходить не хотелось. Леди Лионелль отнеслась к причуде с пониманием и вызвала в поместье торговца, которого я обрадовала на немалую сумму в пару золотых, воспылав любовью к драгоценному розовому маслу, которое прежде находила слишком сладким.
Так что после каждого визита торговцев Ролленквист получал от меня благодарственную записку с подробным рассказом о покупках. Жану я о них писать стеснялась, а вдруг он не одобрит.