Подбитые ветром

Он довольно тщательно изучил повадки врага. И знал, что Морская свинка рано ложится спать. Потому перед Афрозайцем стояла чисто техническая задача: переменить кочаны на булыжники и спокойно улизнуть. Булыжники требовались для отвода глаз. Если свинка выйдет из дома прежде, чем Афрозаяц успеет смыться.

Заяц лёг на брюхо и пополз вглубь вражеской территории. Инстинкт будущего хищника безошибочно вывел его на капустную грядку. Он сорвал ближайший кочан, потянулся за следующим и нащупал чью-то штанину. А, нащупав штанину, заяц глянул вверх. И перья на его голове встали дыбом. Над зайцем возвышался жуткий монстр в бескозырке и его собственных, зайца, брюках.

Дело в том, что Морская свинка, предчувствуя вылазку Афрозайца, снарядила огородное пугало.

— Смирно! — пролепетал Афрозаяц. — Я — сова Сплюшка!

Вдруг налетел порыв ветра и пугало шевельнулось. Заяц перетрусил и дунул прочь. Наверное, с тех пор подобный способ передвижения и называется "бег трусцой".

Аптечка нещадно била зайца по спине, а камни в ней страшно грохотали. Отчего зайцу казалось, что монстр несётся следом. И тут удача отвернулась от Афрозайца окончательно.

Сова Сплюшка, как обычно, дремала в засаде. На этот раз она устроилась прямо в кустах малины. Причём устроилась так удобно, что даже грохот аптечки, разносившийся по всему лесу, не мог её вывести из оцепенения.

Но, кажется, Афрозайца преследовал не монстр, а сама судьба, которая и загнала его прямо в малиновые кусты. Заяц, будто тяжёлый грузовик, врезался в безмятежную Сплюшку.

— Что?! Кого?! — всполошилась сова, придавленная охотником за капустой.

В данном случае Афрозаяц был тем, кто просто оказался в ненужном месте в ненужное время.

А сова, имевшая большой опыт рукопашного боя, быстро оправилась и подмяла его под себя.

— Получай! — ярилась Сплюшка, выдирая из зайца перья. — То-то, я гляжу, все зайцы в лесу пропали! Получай! Будешь знать, как своих грабить!

В суматохе она приняла Афрозайца за бродячую сову. От пережитых потрясений в голове у зайца всё спуталось. И, вдобавок, он снова стал заикаться.

— А ну, говори, что в ящике?! — Сплюшка слегка придушила "соперницу".

— Капуста! — прохрипел заяц. — Са-са-самородки!

— Ага! — обрадовалась сова. — Золото?! Денежки?!

Надо заметить, что разбойники между собою часто называют бумажные деньги "капустой". Может быть, из-за их зелёного цвета.

— Говори откуда взяла! — Сплюшка встряхнула Афрозайца.

— У к-к-карлы! — забормотал заяц, некстати вспомнив упражнение Валерьяна против заикания. — Ук-к-крал на-на-ше-ше!...

Слово "нашейник" зайцу выговорить так и не удалось.

— Наше?! — ахнула Сплюшка. — Точно! Наше! Это ж мой сундучок! Только теперь она увидела крест на аптечке. А крестом она в своё время пометила место, где зарыла сундук.

— Прощай подруга! — сова отвесила Афрозайцу пинка. — Живи пока!

Заяц сразу доказал, что умеет бегать по-настоящему. Сова же с большим трудом доставила аптечку в дупло. И вскрыла её ломиком. Из аптечки высыпалась груда камней.

— Самородки?! — усомнилась Сплюшка, разглядывая булыжники при лунном свете. — Гм! Что-то они слабо блестят! Хр-р! Хр-р!

Видимо, в этих камнях всё же было нечто такое, что полностью усыпило её подозрения.

Глава 9

О том, как страус Лёва летал на тыкве

сли всех поделить на домашних и диких, то мышонок, безусловно, был домашним. А вот коза была как раз дикой. Наибольшую часть жизни мышонок проводил у себя дома. А коза, наоборот, паслась на воле. У неё даже и не было никакого дома.

 

Мышонок Серафим выследил эту заброшенную козу на пригорке за оврагом. Само собой разумеется, её туда специально никто не забрасывал. Просто она была беспризорной.

Серафим подробно рассмотрел козу в телоскоп и, после недолгих колебаний, решил сойтись с ней поближе. На то, конечно, были свои причины. Если, опять же, всех поделить на травоядных и млекопитающих, то в отличие от козы Серафим предпочитал молоко. Поэтому он нарвал во дворе внушительную охапку ромашек, переплёл её шнурком и пошёл знакомиться.

Коза жевала на пригорке траву, мирно постреливая глазами в сторону мышонка. Кое-как одолев крутой подъём, Серафим положил перед ней букет и пожелал приятного аппетита.

— Это зачем?! — коза подцепила букет рогами и сбросила с пригорка. — Я этого не люблю!

— Ну, правильно! — поспешно согласился мышонок. — Теперь у меня во дворе цветов нет!

— Умён, — коза тряхнула бородой, — Приятно. Серафиму тоже было приятно.

— Брысь! — рявкнула вдруг коза. И мышонок скатился с пригорка.

Не удивляйтесь. Только домашние козы "бекают" и "мекают". А дикие, бывает, "рявкают" и "рыкают". И, в другой раз, даже бодаются.

— Это моё имя, — пояснила коза.

— Ничего себе! — сказал Серафим.

А сам подумал, что ещё, пожалуй, рановато приглашать козу домой. Что, пожалуй, они с козой ещё недостаточно близки.

— Вот именно, — кивнула Брысь. — Это мой девиз: "Ничего себе. Всё друзьям и родственникам". Жаль, что таковых не наблюдается.

И тогда Серафим решился.

— Хорошо вдвоём жить, — начал он издалека. — Я теперь один живу. А вдвоём жить лучше.