…Тимофей еще раз осмотрел пулемет, протер масляной тряпочкой затвор, клацнул им.
«Да, не мешало бы проверить в деле… Пойти к штабс-капитану? Не стоит… Ночью, кажется, князь, хозяин и еще кто-то приехали, не нужно им глаза мозолить…»
Прилег на жесткую траву. И опять, как вчера, увидел над собой чистое, без единого облачка бледно-голубое небо. Такое мирное, спокойное. Когда он последний раз видел такое небо? Давно, очень давно… Николаев город хотя и степной, но со всех сторон окружен водой. С юга — лиман, на котором построен «Наваль», или, как его в городе называют, французский завод, тут же и коммерческий порт. С запада и северо-запада — излучина Буга охватывает. А с севера — река Ингул.
И как-то так получилось — лучшие места на побережье Буга заняли своими дачами «отцы города» — промышленники, торговцы, крупные чиновники; им же принадлежал и яхт-клуб. В частных купальнях отдыхали чиновники помельче, ну а рабочим — отдаленные Лески, Стрелка у слияния Ингула и Буга, песчаные ингульские плесы между городом и поселком Водопоем. Туда же бегал и Тимофей со своими товарищами. И, накупавшись до синевы, до того, что зуб на зуб не попадает, ложились на раскаленный песок и смотрели в глубину неба. Далекую и спокойную, как сейчас.
Давно это было, в раннем детстве. А потом… Потом начались заботы. Учеба в реальном. Чтобы выглядеть не хуже других, мать заказывала портному пиджак с запасной парой рукавов. Но на беду, когда локти протирались и к пиджаку пришивали новые рукава, они уже были коротки… Потом завод. И радостная весть — царя скинули! В эти дни он дома почти не бывал: митинги, собрания. Вступил в Красную гвардию. По возрасту-то не подходил, да заступничество старшего брата Федора подействовало.
Да, больше мирного неба не пришлось видеть. И сейчас, какое оно мирное? На западе, на юге, на востоке — кругом идут бои. А вот рядом, всего в нескольких шагах, сидят офицеры. Готовятся. Кто знает, сколько от их рук погибнет людей, если Тимофей не успеет предупредить? Но как сообщить? Убежать? Удастся ли? И потом, ведь он самого главного не знает — когда решили выступать. Нет, нужно остаться, ждать и быть осторожным, очень осторожным, чтобы ни одним словом, ни единым жестом не вызвать подозрения.
Задумался Тимофей и про небо забыл. Шаги послышались. Скосил глаза — опять штабс-капитан Булдыга-Борщевский. Где он все-таки его раньше видел? Вот вспомнить бы!..
— Отдыхаем?
— Что же остается делать? — вскочил на ноги Недоля. — Вот если бы речка была, да искупаться…
— Как пулемет?
— В порядке.
— Еще вчера закончил?
— Нет, сегодня утром. Вчера что-то голова разболелась. Наверно, напекся на солнце с непривычки… Да еще после тифа и ранения… Дотемна проспал…
— Та-ак!.. Опробовать надо.
— Надо конечно, только где? И ленты же нужны…
— Вот там, на краю села, есть карьер. Тащи туда пулемет, а я догоню…
Об Арканове ни слова. И Тимофей молчит — уж ему-то заговаривать на эту гему совсем ни к чему. Потянул пулемет по дну балки, к огромной яме, из которой, наверное, все село глину берет.
Нашел головешку, на отвесном обрыве начертил круги. А тут и штабс-капитан показался. С лентой в руках.
— Годится? — протянул Тимофею.
Лента новая. Хранилась хорошо: патроны чистые, лишь кое-где заметны небольшие зеленые пятна от сырости.
— Полный порядок. Заряжать?
— Давай!..
Недоля вставил ленту, прилег у пулемета, приложился к прицелу, поймал на мушку нарисованный головешкой круг на рыжей стене, нажал большими пальцами на гашетки. Всего на полсекунды, чтобы сделать пять-шесть выстрелов, не больше. Потом перевел прицел на следующий круг, и снова короткая очередь. Так же и третий. Поставил на предохранитель и бегом к обрыву. Штабс-капитан Булдыга-Борщевский за ним.
На окаменевшей от зноя глине ясно видны свежие, выщербленные пулями ямки. Каждая в центре круга.
— Хорошо бьет, по центру, — стараясь придать своему голосу равнодушный тон, сказал Тимофей, но в душе обрадовался: сколько времени не держал в руках пулемета, а не забыл. Хорошо получилось. Теперь, пожалуй, можно рассчитывать, что он пулемет готовил не для кого-то, а для себя. А с оружием в руках… Если даже придется и погибнуть, просто так жизнь не отдаст.
— Где ты так научился? — спросил Булдыга-Борщевский; голос вроде бы и спокойный, но все-таки нотки восхищения слышались в нем. Уж он-то немало повидал всякого, но такого! Из пулемета, что называется, в самое «яблочко»!
«Где научился! — мысленно усмехнулся Тимофей. — Жизнь научила!..»