Восьмой…
— Что это все значит?! — спросила настойчиво, уже забыв обо всем.
Встала напротив и на секунду замерла, улавливая каждое, даже самое незначительное изменение в мужчине. Недельная щетина закрывала половину лица, синие круги под глазами… Потухший взгляд… Тонкая полоска губ…
Дыхание моментально сбилось вновь и даже забыла, зачем сюда пришла. Максим был очень подавлен и перед тем, как он снова надел на себя маску жестокого человека, я успела рассмотреть, насколько он был подавлен и разбит… Но следующие слова, окончательно добили меня и даже не смысл фразы, а то насколько его интонация была пропитана ненавистью и брезгливостью….
39
— Ты все еще здесь? — изрек Максим, даже не поднимая на меня взгляд своих глубоких глаз.
Это мое сердце почему-то прыгало в груди от нашей первой встречи за эту длинную неделю. Сложилось такое впечатление, что не прошло этих пяти дней, Романовский полностью здоров и уверен в себе и сейчас пройдет еще секунда и он встанет, чтобы вновь возвышаться надо мной, показывая свое превосходство. Как будто я была кем-то, кто путается под ногами и это начинало откровенно раздражать мужчину. Что он такое говорит? Ему совсем эта чертова гордость затуманила глаза? Неужели он не видит, что впервые я уходить не хочу?
— Конечно здесь. Почему ты приказал отправить меня домой? — я искренне удивлялась и до конца поверить не могла, что Максим так легко сможет меня отпустить. Хотя… С чего это я делала такие выводы?
Внезапно из губ Максима сорвался насмешливый вздох, а на лице медленно выросла искренняя ухмылка. Сейчас впервые за все время почувствовала себя использованной и грязной. Я хорошо помнила это выражение лица. Именно так он всегда смотрел на тех девушек, которыми пользовался одну ночь и те наивно надеялись на продолжение. Полная брезгливость вперемешку с долей жалости. Убийственный выстрел мне в грудь. Если словами можно соврать, то «глаза — зеркало души». Внутри груди что-то больно кольнуло, но проигнорировав это, продолжала ждать ответ на свой вопрос.
— Потому что ты больше мне не нужна. У всего есть свой срок годности, даже у тебя, София…
Ни один мускул на его лице даже не дрогнул в тот момент, пока я глотала судорожно ртом воздух, пытаясь переварить услышанное. Если еще несколько минут я была уверена, что Максим хочет оттолкнуть меня только из-за своего состояния, то сейчас, услышав эти слова, моя уверенность рассыпалась по полу мелкими осколками.
Мужчина даже глаз ко мне не поднимал, словно я не стою этого. Словно выглядела сейчас слишком жалко для него. Словно, все что говорит — чистая правда…
— Что… что ты такое говоришь? — тихо прошептала я. — Ты специально отталкиваешь меня, да? Если это так, то не бойся открыть передо мной свое настоящее лицо, без этой чертовой маски безразличности и непоколебимости! — последнюю фразу я почти прохрипела, сорвавшимся голосом, игнорируя боль в груди от обиды, но была резко остановлена искренним смехом Романовского.
— О чем ты говоришь, девочка? — наконец-то произнес он с таким ядом в голосе, что я поежилась, прекращая дышать. — Неужели ты еще не поняла, что кроме секса ты ни для чего не была нужна мне? А хотя и для этого уже не годишься. Деньги на первое время у тебя будут, а сейчас… Проваливай отсюда.
— Зачем ты говоришь эти мерзкие слова, Максим?! Я не понимаю! — откровенно кричала я, уже не сдерживая слез.
Даже не услышала, как в палату вошел третий… Максим что-то сказал ему и вот, меня взяли под руки, крепко держа и выводя из комнаты. Последние слова Романовского нанесли мне окончательный удар.
— Больше не появляйся в моей жизни, а если тебе нужны деньги, то лучше найди себе хорошую работу.
Все что происходило дальше, было словно за какой-то прозрачной завесой. То ли из-за слез, то ли из-за нервного срыва перед глазами все расплывалось, а грудь сдавливало в больных тисках. Максим говорил так искренне, что я впервые отмотала все назад, чтобы понять, что каждое слово — искренняя правда. Хотя бы раз в жизни он, не то чтобы говорил мне о чувствах, Максим вообще когда-нибудь хорошо относился ко мне? Хотя бы раз смотрел на меня не с высоты своего роста, как на мелкую надоедливую девчонку? Все о чем я думала — плод больной фантазии. Я видела то, что хотела видеть в этом жестоком человеке, что уже не первый раз разбивал мне сердце…
40
Месяц спустя…
— Максим Александрович, это, конечно, не мое дело, но вы без Софьи Андреевны закапываете себя глубже в могилу… Она смогла бы помочь. — внезапно Давид оказался возле, а Максим лишь чертовски хотелось закрыть ему рот, ведь головная боль не давала даже нормально дышать, не то чтобы спорить с кем-то. В последнее время Давид позволяет себе слишком много, «суя» нос не в свои дела.
— Да, ты прав — это не твое дело. — пробурчал в ответ Романовский, мазнув небрежным взглядом по просторному кабинету, полностью заваленному всяким мусором.