Подчинись мне, Софи (СИ)

Да, именно оно было необходимо как никогда. Стоя у автомата я снова задумалась о том, что будет «после». Сейчас важнее всего, то, чтобы Максим был здоров, но вопрос о том, что будет после этого, не давал мне покоя все время, больно терзая душу. В любом случае, я уйду, но, как говорится, здесь две стороны медали. С одной — желание возвратиться к прежней жизни, хотя после прихода Романовского, она никогда уже не будет прежней, но с другой — будет ли правильно бросить его в такой момент?. Нет, я уйду лишь тогда, когда убежусь, что с Максимом все будет хорошо… Но что-то гложет меня изнутри… Какое-то тревожное неспокойное чувство.

Запускаю ладони в волосы, немного оттягивая пряди и упираюсь лбом в прохладную поверхность. Что сейчас творится с моей жизнью? Еще каких-то пару месяцев назад я думала, чем займусь после окончания университета, куда поеду на отдых или, как сильно хочу семью и чтобы детки бегали, громко крича. А сейчас что? Сейчас я не знаю, что будет завтра…

Возвращаюсь как раз в тот момент, когда Давид выходит из палаты. Он не сразу успевает сменить настоящее лицо на маску сдержанности и я вижу, насколько он поражен, увиденным. Под глазами появились мешки, а взор растерянно метался по мне.

— Вот, держите. — протягиваю ему бумажный стакан, получая в ответ рассеянную полуулыбку.

— Спасибо. — делает глоток и пока мы отходим к окну, говорит: — Сколько вы уже не спали?

— Давид, я не усну, пока врач не скажет, что будет с Максимом. Он… он на самом деле в тяжелом состоянии, а еще эти медсестры ничего не могут сказать о его здоровье…

Мужчина снова пристально смотрит на меня, заглядывая глубоко в глаза, кажется, пытаясь найти ответ на свой вопрос. Проходит целая вечность, прежде чем он снова начинает говорить. Лучше бы молчал…

— София, вы будете нужны ему… — хмурит брови.

Ничего не ответив, я поворачиваюсь к окну. Нет, он пытается сделать то, чего боюсь больше всего — переубедить остаться. Думаю, Давид очень проницательный и понимает, что я уйду, ведь, как бы цинично не звучало, но это самый лучший шанс. Я сама пребываю на грани от того, чтобы забыть все, лишь бы с Максимом было все хорошо. Эта грань очень тонкая, но чертовский ощутимая. Словно черное и белое, добро и зло, огонь и лед.

Через некоторое время, мужчина отходит подальше, разговаривая по телефону, а еще через десять минут к нам подходит врач. Выглядит мужчина на самом деле, очень устало: глубокие морщины, синяки под глазами, тонкая линия губ. Мне не хочется думать о том, что это из-за новости, которую он сейчас скажет. Пока иду вместе с Давидом ему на встречу, успеваю накрутить себя так, что сердце колотит с бешеной силой.

Давид первым заводит диалог, начиная с дежурных фраз, которые я еще понимаю. Что-то о счете за лечение и самых лучших условиях, которые здесь могут быть. Спрашивает о возможности транспортировки заграницу и подобном. И когда затрагивает тему, состояния Максима, я затаиваю на самом деле дыхание, переставая дышать. Все вокруг сосредоточивается на голосе пожилого мужчины и даже биения сердца не слышно. Стараюсь оценить его эмоции, чтобы понять, что нас ждет, но многолетний опыт помогает ему держать маску сдержанности и непроницаемости. Матерюсь в уме…

Деовчки, эту главу я писала особенно легко. Сегодня наконец-то определилась с кульминационным моментом и развязкой истории. Нет, еще не скоро будет конец, ведь наших героев ждут новые испытания на пути к щастью… Надеюсь, заинтересовала вас и надеюсь, что вам понравится. В зависимости от того, во сколько прочитаете эту главу, желаю спокойно ночи/ продуктивного дня/ доброго утра. Какие ваши предположения о развитии сюжета?)

37

Врач что-то очень долго объяснял нам, иногда хмурясь при этом. Какие-то слова я смогла понять: «серьезно», «операция», «поддержка»… Пазл в голове складывался с трудом, но посмотреть на Давида боялась больше всего. Увидеть его эмоции было слишком просто. Он скажет правду — уверена, но вопрос в том, как повлияет на меня эта самая горькая правда…

Давид еще некоторое время о чем-то разговаривал с мужчиной, а потом они оба скрылись за дверью кабинета. Оставалось только нервно мерить шагами пространство. Казалось, Давид был там целую вечность и в тот момент, когда он наконец-то вышел, меня уже потряхивало от того, как успела себя накрутить.

Сразу же подбежала к мужчине, пытаясь что-то разглядеть за маской безразличности. Нет, его лицо, как всегда, было непроницаемым, и это сейчас раздражало больше всего.

— Давид… — стараясь унять дрожь в голосе, произнесла я. — Только правду.

Мужчина смерил меня долгим пристальным взглядом, будто размышлял, готова ли я услышать ту самую правду. Если сейчас вспоминать события, то на самом деле, все поняла именно по этому взгляду. Следующие слова лишь добили меня, ведь я была итак без сознания.

— М-м-м, кроме переломов руки и тазовой кости, у Максима Александровича внутреннее кровоизлияние и тяжелое сотрясение мозга… — Он резко замолчал, видимо оценивая мою реакцию.