Поддай пару!

Приняв такие антикризисные меры, Дик и Мокриц вернулись обратно в Анк-Морпорк. Каменистые почвы, столь благоприятные для знаменитых щеботанских вин, оставались позади, и поезд прибрежной линии начал неторопливо огибать дымные земли Нидергландов[62]. Дик спал, а Мокриц смотрел на пролетающий мимо пейзаж, гадая, сколько еще испытаний ждет их впереди. Он поглядывал из окна на болота, чувствуя смутное облегчение от того, что поезд не остановится, пока не выберется на твердую почву маленького городка Шанкидудль, главного экспортера беговых лошадей. «Это хорошо», – думал он. Отсюда до Нидергландов вела долгая петляющая пешая тропа, и, если не знать этой тропы, тебе нечего было там делать.

Дождь заливал Столатский вокзал, вода ручьями текла с крыш, а люди торопились спрятаться, ища спасения от потопа. В тихой кофейне Марджори Пейнсворт было сухо, и в качестве дополнительного утешения в этот жуткий вечер она выставила на продажу горячие булочки. Здесь нашла себе тихую гавань юная троллиха, которая неуверенно болтала ложечкой в чашечке плавленой серы в ожидании поезда. Она наблюдала за приходящими и уходящими людьми и очень удивилась, когда один гном указал на стул рядом с ней и спросил:

– Прошу прощения, это место занято?

Хрустке никогда особо не приходилось иметь дела с гномами, но с той поры, как разрешился конфликт в Кумской долине, прошло уже немало времени, и было вполне естественно пообщаться с гномом, особенно учитывая, что этот был прилично одет, да и выглядел по-человечески – анк-морпоркский гном, как их называли. Поэтому она улыбнулась и сказала:

– Прошу, присаживайся. Не правда ли, слишком ненастная погода для этого времени года?

Гном отвесил поклон, присел и сказал:

– Прошу простить мне это вторжение, но мне несказанно приятно слышать в речи такие слова, как «ненастная». Так и представляешь себе картину, не правда ли? Довольно серую, но тем не менее… Ах, прошу меня извинить, совсем забыл о приличиях! Позволь представиться: Друпи Доксон к твоим услугам, госпожа, и позволь мне заметить, что ты прекрасно говоришь на гномьем.

Хрустка огляделась по сторонам. Люди продолжали прибывать, спасаясь от дождя, и убывать, когда приходил поезд. Все-таки Сто Лат был крупнейшим железнодорожным узлом, почти все поезда проходили здесь. Она и сама держала ушки на макушке и ждала, когда дежурный объявит о прибытии ее поезда, но все-таки ответила:

– Твое понимание тролльего также вызывает восхищение, если хочешь знать. Могу ли я поинтересоваться, куда ты держишь путь?

Гном снова улыбнулся:

– Я библиотекарь из Клатча. Не так давно я похоронил своего отца под Медянкой.

Хрустка проглотила смешок и сказала:

– Прошу меня извинить, соболезную по поводу твоего отца, но это удивительно! Я ведь тоже библиотекарь, служу в библиотеке алмазного короля троллей!

– О, Алмазная библиотека! Увы, нам до сих пор закрыт в нее доступ, даже несмотря на знаменитое мировое соглашение. Я бы все на свете отдал, чтоб хоть одним глазком взглянуть на нее.

И два библиотекаря заказали еще напитков и поговорили о книгах, пока свистели свистки и поезда один за другим покидали станцию. Хрустка рассказала Друпи, что ее муж не любил книг и считал, что троллям должно быть достаточно бурчания под нос, как это было в старину, а гном рассказал ей о своей жене, которая даже после Кумского соглашения продолжала считать троллей какими-то животными. И они говорили и говорили о значении слов и, разумеется, о своей любви к словам.

Горячий кофе с серой лились рекой, иногда вприкуску с теплым каменным кексом, и Марджори узнавала эти симптомы. Конечно, это было не ее дело, ее не касалось, как жили и распоряжались своей жизнью другие, и она совершенно точно не подслушивала, разве что самую малость, но как было не услышать, когда гном сказал:

– Мне предложили пост библиотекаря в Коксфорде и сказали, что я могу привезти с собой личного ассистента.

И Марджори без особого удивления обнаружила две пустые чашки и пустой столик, когда в следующий раз посмотрела в их сторону. Такие вещи неизбежно происходили на железной дороге. Она расширяла горизонты, вширь и вглубь. Люди хотели найти себя, а находили кого-то еще.

По сравнению с другими мятежами Шмальцбергский мятеж разворачивался постепенно, он растекался по туннелям и шахтам как патока и был такой же липкий. Знаток мятежей легко узнал бы эту схему. Двое нашепчут третьему, что именно это нужно сделать, потому что все остальные тоже будут это делать, ты же не хочешь оказаться на проигравшей стороне? Всегда находились сомневающиеся, но волна все набирала разбег. Подземный Шмальцберг во многих отношениях был ульем, и вот рой решил, что ему нужна новая королева.

Пламен и изгнанные гномы, разумеется, были в эпицентре всего этого, и сейчас они с триумфом[63] возвратились и обосновались на прежнем месте так, будто оно принадлежало им по праву…