Подделка

Проигрывая в голове эту сцену, детектив, я понимаю, что она не могла случайно столкнуться с моим мужем. Она, скорее всего, велела своему частному сыщику проследить за ним до ресторана и шпионить за его столиком, пока она не появится в нужное ей время. Интересно, как она заставила Оли не только разговориться, но и признать свою неправоту. Она определённо приложила немало усилий, чтобы вмешаться в нашу маленькую супружескую ссору. Но таким образом я оказалась ей должна, оказалась у неё в долгу.

Вот как вышло, что в чудесный безоблачный день я потащилась в Стэнфордский торговый центр в тридцати с лишним милях езды, с Винни на переднем сиденье и большой сумкой «Шанель» на заднем.

Поверьте мне, я много раз пыталась от этого отмазаться. Мне не то что пришлось искать отговорки, весь план был до того отвратительным, что меня последние сорок восемь часов по-настоящему тошнило, так что Мария в конце концов спросила, грипп у меня или я беременна. Но каждый раз, когда я изо всех сил старалась убедить Винни, что я не справлюсь, она использовала все свои психологические приёмы, чтобы убедить меня в обратном.

Ава, сказала она, что делает фальшивую сумку фальшивой, если ее невозможно отличить от настоящей? Что придает настоящей сумке её ценность?

Я вынуждена была признать, что она права: настоящие и поддельные «Габриэль» были абсолютно идентичны, от матовых логотипов из античного золота до позолоченных карточек подлинности в хрустящих конвертах высокой печати. До того, как Винни разместила в сети настоящую сумку стоимостью на пять процентов ниже прейскурантной цены (и её купили меньше чем через час), я только и делала, что совала нос то в один, то в другой пакет и вдыхала их одинаковый мускусный аромат – напоминание о том, что эта блестящая окрашенная кожа когда-то была частью живого, дышащего целого.

Когда я продолжала настаивать на том, что не в моей природе обманывать, она сказала: просто попробуй хоть раз. Оли никогда не узнает. Никто не узнает. Да ладно, Ава, признайся, разве не весело иногда нарушать правила?

Вот в чем дело, детектив. Даже будучи подростком, я ни разу не сбегала из дома, не прогуливала уроков, не подделывала удостоверение личности. Что мне мешало? Страх, наверное. Или чувство вины. В те дни мне достаточно было закрыть глаза и представить, что почувствует мама, чтобы оставить мысли даже о самом крошечном бунте. Я сказала себе, что вдоволь повеселюсь, когда поступлю в колледж, или когда буду жить самостоятельно, или когда стану финансово независимой и не должна буду ни перед кем отчитываться. Но со временем пришли смирение и привычка. И вот мне тридцать семь лет, и я чувствую, что лишилась возможности рассказывать потрясающие истории о безумных и нелепых выходках юности.

Знаете, моя мама умерла за четыре месяца до того, как собиралась уйти на пенсию. Она уже спланировала им с папой первый пенсионный отпуск: две недели в Тоскане, пешие прогулки, вкусная еда, вино на солнцепёке. Опять же, я не хочу оправдываться, но думаю, будет справедливо отметить, что, когда Винни снова вошла в мою жизнь, я была вне себя от сожаления – обо всём, что я отложила и что уже не успею воплотить, о моментах, которые мы с мамой не пережили вместе, о том, чем я уже никогда не смогу с ней поделиться. Конечно, ясно, что для любого искусного манипулятора я была лёгкой добычей.

Въезжая в Сан-Франциско на трассе 280, крепко сжав руль, я предприняла последнюю попытку. Пожалуйста, Винни, не заставляй меня через это проходить.

Мне не нужно было смотреть на нее, чтобы понять, что её терпение на исходе. Но у неё оставалась ещё одна карта в рукаве.

Я уже говорила, что общалась с логопедом по поводу Анри, и теперь она небрежно спросила, сколько стоит сеанс.

Три пятьдесят.

И ты не можешь сказать об этом Оли?

Ни в коем случае.

И допустим, она скажет, что Анри должен ходить к ней раз в неделю следующие полгода или год. И как ты собираешься за это платить?

Я смотрела прямо перед собой. Она положила тёплую ладонь мне на затылок.

Перестань волноваться, сказала она. Это займёт всего пять минут.

Я свернула с автострады, пока она повторяла отрывки из той же напутственной речи, которую произнесла, когда мы выезжали из города.

Не слишком много извиняйся, это всегда звучит подозрительно. Держись уверенно. Вежливо. Чётко.

Я притормозила на стоянке торгового центра, и рядом со мной скользнула блестящая белая «Тесла». Группа китаянок – студенток из Стэнфорда или, может быть, Санта-Клары – выскочила из машины, словно гибкие, проворные клоуны. Винни отметила, что сейчас в американских университетах учится много китайцев, не то что в наше время, когда их были единицы.

Не помню, чтобы ты общалась с другими китайцами, сказала я.

В то время надо было быть очень сильным и влиятельным, чтобы отправить ребёнка учиться за границу. Эти ребята не стали бы со мной дружить. Да и мне зачем проделывать весь этот путь, чтобы дружить с китайцами?