Вооружившись этой сомнительной псевдосубъективистской логикой, Винни подталкивала меня к тому, чтобы брать на себя всё более серьёзные обязанности. Когда к моей двери принесли заказ и я возмутилась – а если бы коробку открыла Мария? – Винни посоветовала мне арендовать квартиру в неприметном офисном парке в Южном Сан-Франциско. Когда я пожаловалась, что на мне слишком много возвратов, она предложила мне заняться обучением других. Прежде чем я это осознала, я стала эйчар-отделом в составе одной женщины и правой рукой Винни. Она прекрасно знала, что вся моя печальная карьера адвоката готовила меня к этой работе. Впервые в своей трудовой жизни я руководила всем процессом от начала до конца, видя немедленные, ощутимые результаты своего труда, и это, после многих лет бумажной работы ради бумажной работы, было что-то новое.
К этому моменту наш годовой доход составлял два миллиона, пятнадцать процентов из которых Винни отправляла Боссу Маку в соответствии с условиями их первоначального соглашения. Она платила мне приличное жалование (столько же, сколько я зарабатывала на фирме за полчаса), часть которого я с удовольствием тратила на сверхурочные Марии.
Нет, я не думаю, что Мария в курсе, чем именно мы занимались. Более того, я в этом уверена. Я лишь сказала ей, что помогаю своей подруге Винни с рассмотрением контрактов, консультированием по вопросам тарифов и налогов и всякими такими скучными вещами. Я так понимаю, именно это вы и узнали из её показаний, да? Пару раз она открыла багажник моей машины и обнаружила, что он набит сумками, но я сказала, что это для благотворительного сбора средств. Да, конечно, я по-прежнему считаю её членом семьи. А что, ваша семья знает о вас всё?
Я не хотела с ней ссориться. Мне кажется, я до сих пор сожалею, что моя постоянная ложь сказалась на отношениях с ней и, в более широком смысле, на всех моих дружеских отношениях. Наша с Марией взаимная симпатия была искренней – мы не были близки в том фальшиво-приторном смысле, в каком бывают близки богатые неолибералы с их прислугой. Я действительно ценила наши отношения. Пока Анри спал, мы болтали за чаем с лимонным печеньем о мужчинах, с которыми её пыталась свести сестра, и о консервативных политических взглядах её отца, и я тоже порой могла с ней откровенничать. Она была первой, кому я призналась, что больше не могу работать юристом, за несколько месяцев до того, как сказала об этом мужу.
В том, что произошло, я могу винить только себя. Как-то апрельским днем, когда я уже проработала на Винни месяца три, я возвращалась из Южного Сан-Франциско и застряла на автостраде из-за ужасной автомобильной аварии. Движение было бампер к бамперу, и полчаса я буквально не могла двинуться с места. И пока я стояла в этом тупике, Оли написал мне сообщение, что ушёл с работы пораньше и направляется домой. Я понимала, что он меня обгонит и обнаружит дома лишь Марию и Анри.
Он тоже понятия не имел, сколько времени я уделяла нашему бизнесу. Я сказал ему то же самое, что и Марии, – что я просто помогаю Винни, пока ищу работу получше, и что да, конечно, она мне платит. Я распорядилась, чтобы пять тысяч долларов ежемесячно перечислялись на общий счет. Он не допытывался, тем более что работа отвлекала меня от нытья по поводу того, что он по-прежнему живёт в Пало-Альто.
Я ответила ему, что застряла в пробке, и чтобы он не беспокоился, Мария посидит с Анри. Когда он спросил, куда я пропала, пришлось соврать, что я поехала в Менло-Парк, выпить кофе с бывшей коллегой.
После этого я позвонила Марии и сказала, что она может уйти, как только Оли вернется домой. Я помолчала, не желая говорить то, что должна была сказать.
Что-нибудь ещё? – спросила она.
Если честно, да. Вы могли бы не говорить ему, что я поехала в Южный Сан-Франциско? Скажите, что не знаете, где я.
Теперь замолчала она. Потом ответила – ла-адно, протягивая второй слог.
Что?
Вы всегда раньше говорили мне, куда уезжаете и насколько.
Она была совершенно права. Хорошо, ответила я, тогда скажите ему, что я поехала в Менло-Парк встретиться с подругой.
Ладно.
Мне показалось, что я всё-таки должна ей что-то объяснить. Он знает, что я работаю неполный день, но считает, что мне недостаточно платят, вот я и не хочу, чтобы он знал, сколько часов я работаю.
Да, само собой.
Она никогда не задавала лишних вопросов.
Надо было на этом и закончить, но я, идиотка, на следующее утро, всё ещё чувствуя себя виноватой, что заставила Марию соврать, сунула ей в сумку конверт с пятьюдесятью долларами. Мне сразу же стало лучше.
А это за что? – спросила она, помахивая конвертом перед подбородком, как будто это был не конверт, а веер. Вид у неё был совершенно растерянный.
Просто…спасибо, что не сказали Оли…ну, сами понимаете, где я.
Её лицо помрачнело. За
Я понимаю, быстро сказала я. Просто маленькая благодарность за всё. Вы столько мне помогали в последнее время, всегда допоздна сидели с Анри.
Вы платили мне сверхурочные, заметила она и положила конверт на кухонную стойку между нами.