Подделки на аукционах. Дело Руффини. Самое громкое преступление в искусстве

Кранах был бизнесменом – ему удавалось совмещать работу на могущественную католическую церковь с созданием светских полотен для буржуазной клиентуры. Его обнаженные женские фигуры как нельзя лучше годились для этого рынка, а их откровенность оправдывалась нравоучительными сюжетами, которые использовало большинство художников той эпохи и с которых Кранах успешно снимал сливки. Изображая роковых героинь из Ветхого Завета в роскошных нарядах дам Ренессанса, художник насмехался над людской глупостью; он ставил себе на службу не только мифологию, переведенную Меланхтоном с греческого и латыни, но даже басни и народные песни. Идея таких заимствований из античности пришла из Северной Италии, но добавление нарядных шляп, колье и вуалей – это собственное изобретение Кранаха. По словам Гуннара Гейденрейха, ведущего специалиста по творчеству художника, Кранах «заново изобрел классическое ню», сочетая в своих работах готические традиции, господствовавшие в те времена в немецком искусстве, и основные принципы живописи Ренессанса: узкие плечи, прозрачная кожа, высокая талия, длинные ноги, чуть роскосые глаза, округлый живот и хрупкие тела, напоминающие статуэтки Конрада Мейта, скульптора, присоединившегося к мастерской в Виттенберге.

Глава 2 Рождение «Венеры»

Первая аномалия, которая сразу привлекает к себе внимание, когда речь заходит об этой картине – это туман, окружающий ее провенанс. Сложно поверить, что произведение одного из наиболее почитаемых художников своей эпохи пятьсот лет оставалось незамеченным. Вот почему я решил первым делом побеседовать с Йоганном Крафтнером, хранителем княжеской коллекции, и с Конрадом Бернхеймером, который продал ему картину, о том, насколько реальна та бельгийская семья, которая по их словам на протяжении полутора веков являлась обладательницей «Венеры».

Ни тот ни другой не смогли назвать мне фамилию. Им, кажется, даже не пришло в голову провести историческое расследование, чтобы подкрепить фактами обнаружение неизвестного шедевра Ренессанса. Подобное легкомыслие удивило меня еще сильней, когда спустя несколько месяцев я узнал сумму сделки: 7 000 000 евро. В такую цену, казалось бы, просто обязаны входить хотя бы минимальные изыскания – например, чтобы убедиться, что картина не побывала в руках Гитлера или Геринга, особенно ценивших мастеров германского Ренессанса, на которых они любили ссылаться.

«Венера» принадлежала князю Лихтенштейна три года. Мне хватило нескольких недель, чтобы установить, что пресловутая «бельгийская семья, держательница коллекции», не имела фамилии, потому что никогда не существовала. Информация была полностью сфабрикованной. Участники сделки признались, что выдумали это, чтобы облегчить доставку картины в Брюссель, где законодательство в отношении торговли предметами искусства гораздо более мягкое, чем в остальных странах Европы. В частности, Бельгия не требует разрешения на вывоз для предметов искусства, отправляющихся в Британию. Во Франции, не говоря уже об Италии, каналы вывоза контролируются куда строже. Запрос на экспорт картины с подписью Кранаха наверняка привлек бы внимание Лувра – а этого продавцы, конечно же, хотели избежать. Некогда произведение проезжало через Париж. Но, как отмечали те, кто транспортировал его в Бельгию, разрешение на вывоз во Франции требуется только для работ, цена которых превышает 150 000 евро. Возможно, тогда «Венера» не считалась произведением Кранаха, чья стоимость составляет несколько миллионов.

По следующим договорам о продаже можно проследить дальнейший путь этой неоднозначной находки. В Брюсселе, 21 мая 2013 года, была заключена сделка на сумму 3 000 000 евро между молодым немецким финансистом, проживающим в Париже, по имени Михаель Торджман и мюнхенским обществом Bernheimer Fine Old Masters. Картину доверили попечению брюссельского адвоката Дафны Бажковски на то время, пока указанные средства не поступят на счет продавца в сингапурском отделении банка HSBC. 10 апреля картина была доставлена Берхеймеру в Брюссель, в дом 24 на авеню Марникс, рядом с банком ING, где ее поместили в специальный кофр. Михаель Торджман приложил к контракту уведомление в адрес британских властей, где сообщал, что, «насколько ему известно, для данного произведения разрешение на вывоз из Бельгии не требуется». Три месяца спустя Бернхеймер выставил князю Хансу-Адаму II счет за эту картину, в котором ее цена была выше более чем в два раза.