Поддельный шотландец. Дилогия (СИ)

— Это очень опасный человек, — прибавил он, — его зовут Дункан МакКэй. Он действительно умеет хорошо стрелять на слух. Его неоднократно обвиняли в грабежах на большой дороге и один раз даже в убийстве, но доказательств не было, поскольку свидетелей не оставалось.

— Самое смешное то, что он называет себя учителем закона божьего, — сказал я.

— А отчего бы ему так не называть себя, — отвечал он, — если он действительно законоучитель? МакЛин из Дюарта дал ему когда-то это звание из сострадания к его слепоте. Но, пожалуй, это было неосторожно, так как теперь под предлогом обучения юношества закону божию он вечно бродит по большим дорогам, а это, без сомнения, большое несчастье для некоторых его случайных попутчиков.

Наконец хозяин, не будучи более в состоянии пить, указал мне постель, на которую я улегся в прекрасном расположении духа: без особенной усталости я прошел в четыре дня значительную часть большого и извилистого острова Малл, от Эррейда до Тороси, что по прямому пути составляет пятьдесят миль, а с моими скитаниями — около ста. В конце этого длинного путешествия я даже чувствовал себя гораздо бодрее духовно и физически, чем в начале его. Большинство людей даже представить себе не может, какое это счастье — ходить пешком на большие расстояния, не чувствуя при этом особой усталости и не натирая культи протезами.

XVI

От Тороси до Кинлохалина на другом берегу существует регулярное сообщение на пароме. Оба берега пролива принадлежали сильному клану МакЛинов, и почти все пассажиры, переправлявшиеся вместе со мной на пароме, были из того же клана. Шкипера барки звали Нэйль Рой МакРоб. А так как это было одно из имен клана Алана Брэка, который сам послал меня к этому перевозу, мне очень хотелось поскорей поговорить наедине с Нэйлем Роем.

На переполненной народом барке это было, конечно, невозможно, а переправа совершалась очень медленно: ветра не было и грести можно было только двумя веслами с одной стороны и одним веслом с другой, так как барка была плохо оборудована. Перевозчики охотно позволяли пассажирам по очереди помогать им, и вся компания проводила время за хоровым пением гэльских песен. Песни, морской воздух, добродушие и хорошее настроение присутствовавших, прекрасная погода — все это делало плавание очень приятным.

Впрочем, не обошлось без печальных переживаний. В устье Лох-Алина стояло на якоре морское судно. Сначала я предположил, что это один из королевских крейсеров, наблюдавших зимой и летом за этим берегом, чтобы препятствовать его сношениям с Францией. Но когда мы подошли поближе, стало ясно, что это торговое судно. Особенно меня поразило, что не только палуба, но и весь берег чернел народом, а по морю беспрестанно сновали шлюпки. Подойдя ближе, мы услышали громкие причитания и душераздирающий плач.

Тут я понял, что это эмигрантское судно, направляющееся в американские колонии.

Когда мы приблизились на нашей барке к судну, изгнанники стали нагибаться через борт, плача и простирая руки к моим спутникам, среди которых находились их близкие друзья. Я не могу сказать, долго ли это продолжалось, так как все утратили понятие о времени. Но капитан судна, который, казалось, совсем потерял голову — и не мудрено — от этого плача и всеобщей сумятицы, наконец подошел к нам и попросил нас отойти.

Когда Нэйль отплыл, главный певец на барке затянул меланхолическую песнь, подхваченную немедленно как эмигрантами, так и их товарищами на берегу. Песня зазвучала повсюду, точно плач по умирающим. Я видел, как слезы текли по щекам мужчин и женщин, а мотив песни глубоко растрогал даже меня.

В Киплохалине на берегу я отозвал Нэйля в сторону и спросил, не принадлежит ли он к Эпинцам.

— Да. Ну и что же из этого? — отвечал он.

— Я ищу одного человека, — сказал я, — я думаю, что вы имеете о нем сведения. Его зовут Алан Брэк. — И показал ему пуговицу.

— Хорошо, хорошо, — сказал Нэйль, — если вы «отрок с серебряной пуговицей», то и ладно: мне поручено проводить вас до места. Но если позволите быть откровенным, — сказал он, — вам никогда не следует упоминать имени Алана Брэка во всеуслышание. В наше время здесь можно встретить слишком много шпионов короля Георга.

Видно было, что и действительно Нэйль боится быть подслушанным, его постоянное оглядывание и понижение тона при появлении хоть кого-то в радиусе пятидесяти ярдов явно свидетельствовало о осторожности на грани паранойи. Поэтому он поторопился познакомить меня с моим маршрутом: я должен был переночевать на кинлохалинском постоялом дворе, на следующий день пройти по Морвену до Ардгура и провести ночь в доме Джона Клайморского, предупрежденного об этом; на третий день переправиться через один лох* у Коррана и через другой у Балахклиша, а затем спросить дорогу к дому Джеймса Глэнского в Охарне, в Эпинском Дюроре. Как видите, мне часто приходилось переправляться на лодке, так как в этих местах море глубоко врезается в скалы и извивается вокруг них. Страну эту легко защищать, но трудно по ней путешествовать, и вся она представляет собой серию диких и мрачных пейзажей.