Подельник века

Георгий тоже немного отходил от треволнений сегодняшнего дня. Пил крымское вино, любовался открывающимися видами и думал: как же быстро все это закончится! Люди, шумящие на улицах и дежурившие у костров, лишь бы только увидеть царский пароход, готовы были отдать жизнь за самодержца. А всего через четыре года они же его и проклянут. А еще через год порфироносную семью расстреляют в подвалах Ипатьевского дома…

Но никто из окружающих попаданца людей об этом не догадывался. Или один человек тоже был в курсе будущего? Георгий опять начал приглядываться к своему начальнику. А тот был навеселе и, будто нарочно, завел с ним необычный разговор:

– Слыхал, Джордж, что случилось в октябре прошлого года в Петербурге? Там застрелился контр-адмирал Чагин!

– Нет, не слышал. А кто это?

– О! – Викентий Саввич поднял указательный палец. – Капитан царской яхты «Штандарт»! Человек, близкий к государю. Баловень судьбы. В тысяча девятьсот первом году Иван Иваныч командовал русским десантным отрядом в составе международного войска под общим началом британского адмирала Сеймура. Войско шло на Пекин выручать осажденные там европейские дипломатические миссии. Все офицеры отряда погибли, все до единого. А Чагин уцелел.

– Что-то припоминаю…

– Что-то припоминаю! – повторил коллежский секретарь с укоризной и продолжил: – Во время войны с японцами он командовал крейсером «Алмаз». И в Цусимском сражении крейсер под его рукой сумел прорваться во Владивосток – единственный из крупных кораблей. Капитан получил за это Георгиевский крест, а потом встал на мостик «Штандарта». За четыре года из кавторангов сделался контр-адмиралом свиты. Храбрый моряк, умный человек – и пустил себе пулю в лоб…

– Из-за чего? – заинтересовался наконец Георгий, почувствовав, что начальник не просто так рассказывает ему эту историю.

– Да разное говорят. Будто бы подоплека самоубийства романтическая. Неразделенная любовь якобы. А иные, более осведомленные, утверждают, что он бахнул в себя из-за эсеров, которые пробрались в экипаж «Штандарта». Там замышлялось цареубийство, а капитан прошляпил.

Вдруг, как молния, в голове Ратманова блеснула догадка:

– А может, партизаны времени вселили в его тело своего активиста? А вы, Служба эвакуации пропавших во времени, узнали это и прикончили баловня судьбы?

Двуреченский посмотрел косо и отстранился:

– Я вас не понимаю.

Затем допил вино, потребовал счет и сказал подчиненным:

– Пора на вокзал!

Команда приехала к поезду и еще долго ждала Джунковского, который пировал на борту «Царя Михаила Федоровича». Пока начальство развлекалось, на дебаркадере собралось больше ста человек охраны. Люди курили, тихо переговаривались – все чувствовали себя уставшими.

Наконец генерал приехал. Махнул рукой – «по вагонам» – и первым полез в купе. Литер «Б» отправился в Кострому кружным путем, через Новки и Нерехту.

4

Днем 18 мая охрана прибыла в Кострому и стала изучать свои посты. Команда номер пять должна была встретить государя у пристани, которую специально к его приезду соорудили у Ипатьевского монастыря. А сами празднования в городе должны были растянуться на целых два дня.

Костромичи устроили кустарно-промышленную выставку, собирались открыть особый Романовский музей и заложить памятник правящему дому. В город прибыло много войск. Тринадцатый лейб-гренадерский Эриванский полк явился в полном составе. Подъехала и сотня Семнадцатого Кизляро-Гребенского полка Терского казачьего войска, поражая горожан кавказскими чекменями и кинжалами. Эти две части считались прямыми потомками старейших русских полков времен Михаила Федоровича и потому заняли столь почетное место.

А пока стража готовилась к новым испытаниям, царь и свита отдыхали. Их флотилия встала на якорь в тридцати верстах ниже Костромы. Джунковский на моторной лодке доплыл до нее и сделал доклад министру внутренних дел Маклакову. После чего «раздавил» с ним бутылку шампанского. Но чуть позже вернулся обратно. Самое волнительное начиналось на следующий день.

19 мая вся древняя Кострома стояла на ушах. В девять утра на реке показалась царская флотилия из восьми вымпелов. Яхта «Межень» под императорским штандартом причалила к монастырю, ее встретили звон колоколов и салют с батареи на Городищенской высоте. Николай Второй сошел на берег в мундире Эриванского полка, принял рапорт губернатора Стремоухова и отправился прямиком к Зеленым воротам Ипатьевской обители.

Там его уже дожидался архиепископ Тихон с братией. Держа список[30] иконы Федоровской Божией Матери, которым инокиня Марфа 300 лет назад благословила на царство своего сына Михаила, пастырь сказал приветственное слово. Царь приложился к родовой иконе, а затем вышел к крестному ходу и добрался с ним до Успенского собора. Осмотрев древности храма, самодержец перешел в Романовские палаты, после чего вернулся на пароход, где позавтракал в кругу семьи.