Подельник века

Но расслабляться караульщикам было еще рано. Отпив чаю, неугомонный государь отправился сначала в дом Московского купеческого общества, а затем и в Купеческую управу. Там торговые старшины буквально задарили его хлебом-солью. А ученический оркестр в очередной раз сыграл гимн. Дети из мещанских училищ, содержимые купечеством, дали концерт. Дальше августейшие особы пили шампанское, беседовали с выборными от купцов, завтракали. Пока шло угощение, толстосумы проявили прыть и родили решение «в ознаменование незабвенного счастливейшего для них посещения государем управы» пожертвовать 300 000 рублей на благотворительные цели. Царь поблагодарил и вернулся в Кремль по переполненным народом улицам.

Суетный день закончился грандиозным балом, который дало августейшему семейству московское дворянство. К благородному собранию съехались больше двух тысяч человек. Яблоку негде было упасть.

А поскольку в закрытом сообществе за монарха можно было беспокоиться уже не так сильно, команда номер пять вновь заселилась в свои номера. Где пахнущий водкой Двуреченский зачитал коллегам меню очередного празднества: консоме «Селлери», мусс раковый с налимами, соус «Оксфорд», рябчики, салат «Ромен» с апельсинами и парфе из орехов. Чиновник для поручений так все это смаковал, словно не так давно вышел из советской столовой и все никак не мог привыкнуть к пище начала XX века…

5

Наконец наступило 27 мая – последний день Романовских торжеств. Все причастные к ним давно и тихо мечтали, чтобы они побыстрее закончились, а царь-батюшка поскорее удалился в свое Царское Село. Но капитан Бурлак сказал себе словами Гайдара: «Нам еще день простоять да ночь продержаться». Умылся, побрился, надраил маузер, который ни разу еще не приходилось использовать, и спустился в буфет.

Проклятая привычка московитов не завтракать! Как они жили до советской власти? Вот и сейчас Дуля с Монаховым слопали по булке, запили ее чаем и встали из-за стола довольные. Теперь до часу дня им ничего не понадобится. Назло товарищам сыщик один оприходовал три булки, набил карман сушками и лишь после этого присоединился к команде.

Викентий Саввич уже раздавал инструкции на день. Оказалось, что обязанности по охране сводятся к минимуму. В десять часов государь принимает Романовский комитет в полном составе во главе со старым знакомым Булыгиным и благодарит членов комитета. Далее – ряд приемов в Большом дворце: депутация городского управления, воспитанники Лицея царевича Николая, еще кто-что по мелочи. Затем царь выходит из Дворца и посещает Оружейную палату, где осматривает выставку работ учеников Строгановского училища. И все! Все!!!

Самодержец дает прощальный завтрак, фотографируется с ближним кругом, после чего отбывает на Александровский вокзал, чтобы покинуть вторую столицу. Однако эта, заключительная, часть являлась и самой опасной – эскорту предстояло проехать всю Тверскую. А перед тем пробиться через Спасские ворота сквозь людское море и остановиться перед Вознесенским монастырем для совершения напутственного молебна.

По всему пути следования были расставлены войска вперемешку с воспитанниками учебных заведений. Они и отделяли бушующую толпу от царского кортежа. Но все же риски оставались, особенно при выезде из Кремля и после остановки перед монастырем. Потому все чины охраны в партикулярном платье должны были встать в оцепление вокруг обители и изображать простой народ…

Царский поезд должен быть отъехать от перрона в четыре часа пополудни. И в половине третьего из ворот Спасской башни наконец показались экипажи. Главная семья России ехала в открытых колясках. В первой – государь с государыней, наследник и старшая из дочерей, великая княжна Ольга Николаевна. Во второй помещались великая княгиня Елизавета Федоровна и сестры Ольги. Под крики «Ура!» кортеж остановился напротив Вознесенского собора. Опять полетели в воздух шапки, забили колокола.

Но переодетые стражники заняли свои места и ловко оттерли на задний план всех посторонних. Двуреченский кивнул Георгию:

– Тут все в порядке, обойдемся без тебя.

– Тогда я полетел на Белорусский вокзал, встречу их величества там.

– Валяй!

Ратманов повернулся кругом, сделал пять шагов и замер. Как он только что сказал? На Белорусский вокзал! А ведь сейчас 1913 год. Белорусским он станет называться только в годы советской власти. Ранее вокзал именовался Брестским, а за год до Романовских торжеств был переименован в Александровский! Почему же коллежский секретарь принял оговорку попаданца как должное и не поправил его?

Георгий резко обернулся. Викентий Саввич смотрел ему вслед, и взгляд у возможного инспектора Службы эвакуации пропавших во времени был колючим и недоброжелательным.

– Бегом, Гимназист! – гаркнул Двуреченский.

«Гимназист» задумчиво проследовал к разъездному экипажу охраны. Вороные понесли его к вокзалу, раньше времени названному Белорусским. А он летел вперед и думал: как понимать случившееся? Как улику? И Двуреченский – это Корнилов, который все еще водит его за нос? Или тот – настоящий сыщик, у которого поехала крыша от переутомления?