Подъем Испанской империи. Реки золота

Адмиралом, командовавшим всеми кораблями, был Андрес Веласкес, у которого было двое слуг. Скорее всего он принадлежал к большой семье Веласкесов, сыгравшей одну из ключевых ролей в истории испанской Америки. Альфонсо Санчес де Карвахаль, агент адмирала, вернулся на Эспаньолу вместе с Овандо, дабы распоряжаться имуществом Колумбов. На борту также были Кристобаль де Тапия, протеже епископа Фонсеки из Севильи и Родриго де Альбукерке из Саламанки. Эти люди, вместе с Франсиско де Пуэртола, должны были командовать тремя новыми крепостями, которые должны были быть построены вдоль линии от Изабеллы до Санто-Доминго{849}. Также там находились командор Габриэль де Варела, Кристобаль де Санта-Клара, торговец-конверсо, а также конверсо из Севильи по имени Педро де лас Касас и его сын, Бартоломео – будущий апостол Индий. Двадцатилетний Эрнан Кортес, еще один дальний родственник Овандо из Эстремадуры, собирался пойти в плавание с ним, но прямо перед плаванием он повредил ногу, выпрыгнув из окна одной дамы в Севилье, которую он пытался соблазнить, и потому не смог уехать{850}.

На этих кораблях также находились семнадцать францисканцев{851} и четверо священников{852}. Первым было поручено основать первый монастырь их ордена в Новом Свете. Так что эти семнадцать человек олицетворяли собой некую поворотную точку. Это путешествие было важным как для начала трансатлантической торговли, так и для духовного поиска. Также на борту было почти шестьдесят лошадей{853}. Монархи оптимистично запретили всем, кто путешествовал с Овандо, перепродавать рабов, которых он вез домой. Это было первым случаем возвращения рабов-индейцев в Новый Свет из Испании.

Овандо отплыл с музыкой и празднествами, что было обыкновенным делом, когда большая экспедиция покидала Испанию. Порт, из которого он вышел, Санлукар-де-Баррамеда, ныне стал дочерним городом Севильи из-за торговли, шедшей между ним и Индийскими островами, поскольку большая часть товаров грузилась на борт именно тут, и множество пассажиров предпочитали отплывать отсюда или же плыть на отдельном судне, а не садиться на корабль в Севилье. Преимуществом для Хуана де Гусмана, герцога Медина Сидония, было то, что его замок находился на холме за городом, – солидная прибыль от торговли с Индиями плыла прямо к нему в руки. Даже сейчас, если стоять на берегу Санлукара, глядя в сторону небольшой группы домов в Лас-Палетас, на устье реки Гвадалахара, легко представить себе флот Овандо, уходящий в закатное море{854}.

Музыка стихла, и несколько дней все было тихо и спокойно, через восемь дней, на полпути к Канарским островам, 21 февраля, флот Овандо попал в ужасный шторм. Один из кораблей, «Ла-Рабида», пропал вместе со 120 пассажирами, в то время как экипажи решили сбросить за борт свои товары. Все корабли были разбросаны по морю. Множество сундуков выбросило на берег Андалузии. До королевского двора дошел слух, что весь флот погиб.

Фердинанд и Изабелла, боясь худшего, ни с кем не разговаривали восемь дней{855}. По сравнению с их триумфальной политикой их личная жизнь была столь печальной, что казалось, эта новая трагедия легла новым проклятием на их деяния{856}. Но вскоре они узнали, что затонул лишь один корабль. Разбросанные корабли можно было найти. Король и королева продолжили свои обычные нелегкие перекочевки. Вскоре они покинули Севилью и Андалузию, отправившись на север через Сьерра-Морену в Толедо, где они провели лето 1502 года. Королевское настроение слегка улучшилось, поскольку их дочь и наследница Хуана достигла Испании вместе со своим мужем, Филиппом Габсбургом. Эта королевская пара достигла Фуэнтеаррабии, покинув Фландрию в июле 1501 года. Выбор дороги по суше влек за собой постоянное выражение почтения королю Франции, включая дарение монет как знак вассалитета{857}.

Они, конечно же, ныне были наследниками королевства. Их приветствовал Фердинанд, а Изабелла встретилась с ними в Толедо. Затем последовали королевский пир и турниры. 22 мая кортесы и другие структуры принесли Филиппу и Хуане присягу как «принцам Астурийским»{858}. Некоторые сетовали, что Филипп не говорил по-испански. Но осознание того, что от него у монархов наконец-то будут внуки, в том числе мальчики (Карл, старший сын Хуаны, родился в 1500 году), заставило забыть об этом. Большей проблемой было то, что принц Филипп не упускал ни одной симпатичной девушки, которая попадала под взгляд его голубых глаз, – а инфанта не желала игнорировать подобные пристрастия своего мужа{859}.