Подъем Испанской империи. Реки золота

В этот момент Колумб принял решение, за которое потом его не раз будут упрекать. Он пошел не на северо-запад, где находилась более развитая цивилизация Юкатана и майя, а сначала на восток, потом на юг. По этому маршруту он проплыл мимо Кабо-Грасиас-а-Диос, Никарагуа, Карая (ныне Пуэрто-Лимон в Коста-Рике) и залива Чиригуи до залива, который он назвал Портобело (в Панаме), которого некогда достигли Бастидас и Охеда, придя с востока.

Колумб решил отправиться по этому маршруту, потому что местные жители, которых испанцы встретили на Гуанайе, рассказывали о проливе, который, как считал Колумб, вел через «Херсонес» (Малайя) к Индии{911}. В записях об этом путешествии, как обычно, содержится масса преувеличений. Он прослушал мессу на берегу Северного Гондураса, в месте, которому он дал имя Коста-де-лас-Орехас. Потом он обнаружил Карай, который был «лучшей страной, где жили самые лучшие люди, которых мы только встречали». На юге, в Верагуа (территория, скорее всего названная так по исковерканному туземному обозначению), на месте нынешней западной Панамы, было найдено золото. Фактически отсюда и берет начало тот титул, который потомки Колумба носят до сих пор{912}. Оттуда Колумб послал католическим монархам оптимистическое письмо. Он был уверен, что его владыки «полноправные властители этой земли так же, как Хереса и Толедо»{913}. Он видел здесь здание из камня и извести, а также встретил крупные посадки кукурузы. Ниже по берегу в изобилии изготавливали пальмовое и ананасовое вино.

Еще один шторм завел его и его небольшой флот в устье реки Кулебра, об опасности которой адмирал говорил с особым жаром. Они вошли в залив Портобело, который в течение нескольких веков будет местом жаркой торговли и сценой многих военно-морских действий. Затем экспедиция направилась в другой залив, который путешественники назвали Номбре-де-Диос, а потом вернулась в Портобело и Верагуа. Они успели как раз к празднеству Богоявления 1503 года. Праздновали они в долине, которую Колумб назвал Белен. Там они пытались поторговать с индейцами. Небольшая экспедиция во главе с Бартоломео Колумбом нашла некоторые признаки наличия золота выше по течению реки – но водопад не позволил людям Колумба подняться туда на лодках. Адмирал подумывал оставить Бартоломео в Портобело, а самому вернуться в нарушение приказа на Эспаньолу, чтобы снарядить экспедицию для добычи золота. Однако отношения с местными индейцами становились все хуже, так что он передумал{914}. Еще хуже было то, что его суда оказались повреждены термитами{915}.

Отчаявшись, Колумб направился в «воронье гнездо» своего корабля, где обратился к Господу – и, кажется, не зря{916}. Вскоре ему удалось двинуться к Санто-Доминго. Корабли достигли Хардинес-де-ла-Рейна примерно в начале мая 1503 года и остановились в Макаке, на Кубе, неподалеку от места, ныне известного как Кабо-Крус. И наконец, в конце июня они прибыли на Ямайку. Корабли Колумба были повреждены и не могли плыть дальше. Сначала он встал на якорь у берега Пуэрто-Буэно, а затем у Санта-Глории (залив Святой Анны), где Колумб побывал еще в 1494 году.

У адмирала не было иного выбора, кроме как построить поселок – дома из древесины разрушенных судов с соломенными крышами. Когда члены экспедиции разделили остатки вина и хлеба, Диего Мендес, близкий друг Колумба, отправился в глубь острова за едой. Он сумел добыть у туземцев хлеб из маниоки, а также договориться, чтобы еду им приносили каждый день. Но как экспедиция могла вернуться в Кастилию? Дойти на каноэ до Санто-Доминго, 120 миль по морю? Никто не вызвался добровольцем – кроме Мендеса, который сначала считал, что подобное путешествие невозможно. Затем он сказал Колумбу:

«„Мой господин, есть у меня одна лишь жизнь, не более. Я готов отважиться на это ради того, чтобы услужить вам и тем, кто здесь присутствует, и поскольку я надеюсь, что наш Господь Бог, узрев мои добрые намерения, поможет мне, как не раз помогал прежде”. Когда адмирал услышал мои слова, он поднялся, обнял меня и поцеловал в щеку, сказав, что „Я и не сомневался, что никто, кроме тебя, не пойдет на подобное”»{917}.

В июле 1503 Мендес уплыл на каноэ с шестью индейцами и в сопровождении Бартоломео Фиески, генуэзского капитана одной из четырех каравелл Колумба{918}. Он взял с собой письма: одно от адмирала картезианцу фраю Гаспару Горрисио, а также донесение католическим монархам, которое заканчивалось словами: «Я прошу прощения у ваших высочеств. Как я говорил, я разорен. До настоящего времени я оплакивал других. Да сжалятся надо мною небеса и да оплачет меня земля. Из мирского имущества у меня нет ни одного мараведи, который я мог бы отдать за спасение души…»{919} Это было сильным преуменьшением его финансового состояния. Однако Колумб воспринимал все именно так.