Подъем Испанской империи. Реки золота

Бальбоа был бельмом в глазу Педрариаса с 1514 года, и, принимая во внимание жесткость каждого, такая развязка, вероятно, была неминуемой. Бальбоа мог бы прикончить Педрариаса – но, будучи смелым и обладая богатым воображением, он был не столь безжалостен.

Теперь у Педрариаса были развязаны руки, и он мог начать собственные авантюры на Южном море. И он, и Бальбоа понимали, что этот район более удобен и обещает куда больше успехов, чем Дарьен. Назначив Эспиносу своим заместителем, Педрариас двинулся по реке Бальсас до залива, достиг Жемчужного архипелага и завладел островом Исла-де-лас-Флорес. Эспиноса достиг участка, который он счел «самым узким местом между одним морем и другим». Он попытался убедить Педрариаса основать там поселение. Таким образом, 15 августа 1519 года после традиционной церемонии они вместе основали Панаму.

Нотариус Антон Куадрадо сделал записи о том, как Педрариас от имени королевы Хуаны и молодого короля Карлоса объявлял власть над этим местом. Педрариас выделил дома в городе четырем сотням присутствующих испанцев, как было сказано в его наказе от 1513 года, и 5 ноября 1519 года начал раздавать земли на основании энкомьенды.

Здесь было много рыбы, в том числе сардин, а также и моллюсков, и царила пышная зелень. Море было мирным. Но это место оказалось не столь гостеприимным, чем то, где побывал Бальбоа, – и непонятно, почему оно было выбрано заново. Возможно, тут сыграл случай.

Оставалось, конечно, еще бесчисленное количество не побежденных в войне индейцев, но никто не знал, сколько их. Все же Педрариас решил разделить индейцев по их вождям на политические единицы – cacicazgos. В этом разделении земли участвовали чуть больше сотни испанцев, большинству из которых пришлось удовлетвориться менее чем шестьюдесятью индейцами на каждого. Больше – от 150 до 300 – получили друзья губернатора{1343}.

Педрариас послал Эспиносу на север с лоцманом Хуаном де Кастаньедой, и они открыли залив Нокойя. Также они обнаружили богатые деревни, многочисленное население и множество оленей, а также павлинов и гусей в загонах. Там они основали еще одно поселение – еще один Сантьяго. Другую экспедицию под командованием Диего де Альбитеса Педрариас направил, чтобы найти Номбре-де-Диос Никуэсы на карибской оконечности того, что вскоре станет основной дорогой от Карибского моря к Тихому океану, так называемой Camino Real.

Затем губернатор вернулся в Дарьен, намереваясь снести его полностью. Теперь он знал, что на тихоокеанском побережье возможностей куда больше, чем на карибском. Но жители Санта-Марии-де-Дарьен были резко против.

К тому времени в порт вошел флот нового губернатора, Лопе де Сосы. Будущее старого губернатора оказалось неопределенным – но это уже не имело значения, поскольку как только корабли вошли в гавань, Соса, который большую часть пути проболел, умер в полночь 7 мая 1520 года, предположительно от недуга, который подхватил по дороге. Были устроены пышные похороны, на которых присутствовали чиновники и францисканцы из новой, но недостроенной церкви Дарьена. Педрариас расточал любезности сыну нового губернатора, сопровождавшему отца, и его племяннику, носившему то же имя, который должен был стать заместителем Сосы, а также предполагаемому главному судье, Хуану Родригесу де Алькарконсильо, от которого ждали инспекции. В сложившихся обстоятельствах, естественно, было предположено, что Лопе де Соса отравлен Педрариасом. Однако свидетельств тому не было. Педрариас был способен на любое преступление, даже на убийство, но сейчас в этом не было необходимости.

Через несколько месяцев, 20 июля 1520 года, в Дарьен из Испании вернулся историк Гонсало Фернандес де Овьедо. Он вернулся, считая, что Лопе де Соса занял пост губернатора и он снова сможет спокойно жить в своем доме в Дарьене. Он намеревался приехать из Испании с Сосой, но прибыл месяцем позже, поначалу заехав в Санто-Доминго, где и услышал о смерти нового губернатора. Он вместе с женой и сыном поехал в Дарьен, где Педрариас дружелюбно принял его, – хотя и должен был знать, что Овьедо в Испании сделал все, что мог, чтобы опорочить его имя.