Подъем

— Воспринимайте так, как вам будет удобней. Вы, кажется, тоже неблагородных кровей?

— Мой муж был профессором в лучшем вузе города, возглавлял кафедру и десять лет проработал деканом.

— А мой — довольно неплохой бизнесмен. Только это не делает нас лучше. Или, по-вашему, после жизни в тени успешного ученого, вам позволено считать себя выше других? Кто вы, простите, учитель физики?

— А ты не так проста, как кажешься… Заслуженный учитель, прошу заметить.

— Отлично, а я инженер, но как вы успели уже догадаться, довольно посредственный. Так что, простите, но обсуждать с вами свою работу я не собираюсь.

— И правильно. Ведь говорить там особо не о чем. Головой думать не надо, а числа сложить может и калькулятор. Да и бог с тобой, хоть мясную точку на рынке открой, мне все равно. Пока ты не касаешься моей семьи.

— Интересно, чтобы вам угодить, мне стоило родиться в семье олигарха? — присаживаясь на подлокотник, ухмыляюсь своей гостье.

— Чтобы угодить мне, достаточно было выбрать другого мужчину или удержать бывшего мужа, чтобы потом мне не пришлось наблюдать за тем, как ты перекраиваешь моего ребенка.

— Боюсь, вы недооцениваете своего сына. Податливым его явно не назовешь. И уж простите, но он меня вполне устраивает.

— Еще бы: богатый, красивый, успешный…

— Не трудись его рекламировать. Я и без вас знаю какой он. Проводить вас до двери?

— Не стоит, — пересекая комнату, замирает, так и не коснувшись ручки. — Завтра будь так любезна, веди себя подобающе. Соберутся уважаемые люди. И оденься поприличней…

— Разберусь как-нибудь сама…

— И вот еще, — протягивая бархатный футляр, заставляет меня удивиться. — Не вздумай заложить в ломбард. Вернешь, после ужина. Не хватало еще, чтобы женщина моего сына смотрелась бедной родственницей.

Она захлопывает дверь, а я в изумлении таращусь на изумрудное колье, идущее в наборе с серьгами…

Маша

Я всегда мечтала о собственном доме. Добротном, из красного кирпича, с зеленой лужайкой, спрятанном от посторонних глаз за высоким забор. Тихая гавань для моей семьи, где каждый бы мог отдыхать после тяжелого рабочего дня или долгого сидения за книгами. В котором каждая вещь лежала бы на своем месте, отведенное ей на семейном совете: долго спорили бы, какой диван приобрести и какие портьеры повесить. А вечерами, когда на небе начинали появляться редкие звезды, а луна окрашивала своим теплым светом паркетную доску, мы бы устраивались у камина, завороженно следя за игрой пламени, мельчайшие искорки которого, кружили бы над огнем, растревоженные кочергой, ворошащей поленья. Я бы, пожалуй, растила цветы: лилии, тюльпаны, пионы, и каждый раз горделиво встречала гостей на подъездной дорожке зная, что в клумбах за моей спиной радуют глаз буйством красок взращенные с любовью растения… А по выходным, когда домочадцы оставляли позади будничные заботы, мы накрывали бы стол на террасе и громко смеялись, глядя на мчащегося по траве Дюка, чей шершавый язык наверняка свисал бы набок, а уши забавно развивались на ветру.

— О чем задумалась? — интересуется Сергей, стоит Руслану аккуратно затормозить перед воротами.

— Да, так… Ерунда, — сбрасываю с лица задумчивость и с интересом разглядываю открывшийся взору особняк. — Эти Андросовы и правда здесь живут?

— Тебя это удивляет?

— Ну, на дом это мало похоже… Скорее на старинный музей или памятник архитектуры…

— Сестра моего отца питает страсть ко всему, что и без ценника говорит об обеспеченности владельца. Ее муж, Роман Степанович, потратил на строительство четыре года, потому что тетка раз в год меняла свои предпочтения. То обязательно должны быть колоны и крученая лестница в центре зала, то склонялась к чему-то более сдержанному, — помогая мне выбраться из машины и извлекая из салона цветы, делиться со мной Титов.

— Впечатляет, — с придыханием любуюсь открывшейся мне красотой двухэтажного строения, подсвеченного огнями прожекторов. — У них, наверное, большая семья? Сколько же здесь комнат?

— Восемнадцать. И нет, детей у них нет. Пошли, — мы поднимаемся по каменным ступенькам: Сергей невозмутим и спокоен, а я едва ли не пылаю, испытывая волнение и будоражащий кровь азарт.

— Здравствуйте, Сергей Юрьевич, — женщина в черном костюме и белой блузке, выглядывающей из-под пиджака, поправляет очки в металлической оправе, ожидая, когда мы войдем и избавимся от верхней одежды.

— Здравствуй, Вера. Мы последние?

— Нет, ждем Трофимовых, и Агафонцев задерживается. Елена Ивановна не стала приглашать всех, так что за столом собрались самые близкие. Ваша мать уже успела поскандалить с Варварой, а Михайловский пьян в дробоган, — приняв из рук Сергея букет и устраивая его в одну из ваз, коих на столе скопилось великое множество, делиться сплетнями дама, не забывая кидать на меня любопытные взгляды.

— Кто такая Варвара? — заранее сочувствуя бедной женщине, которой не повезло впасть в немилость Светланы Викторовны, не могу сдержать интереса.

— Вторая жена моего отца, — и теперь жалею уже Титову, не представляя, каково это — сидеть на семейном празднование рядом с разлучницей.