Подъемы и падения интеллектуализма в России. Мои воспоминания

Разгромив теорию искусства и культуры, Мединский принялся за отечественный кинематограф. И опять за ним неотступно следует шлейф скандалов. 10 декабря 2014 г., выступая по поводу отечественных фильмов, содержащих критический взгляд на вещи, он назвал их «Рашки-говняшки». Называя фильмы профессиональных кинематографистов дерьмом (я не рискую повторять оригинальный термин министра), Мединский поднял огромный скандал в прессе и вынужден был извиниться. Возникает вопрос, почему министр культуры вместо эстетической терминологии пользуется блатной и подзаборной лексикой? Ответ на этот вопрос может быть только один: потому что он далек от культуры и занимает чужое место.

Расправившись с кинематографистами, Мединский обратился к театру. Новосибирский оперный театр поставил оперу Вагнера «Тангейзер». Постановка была успешной, но она не понравилась представителям РПЦ, и митрополит написал на имя Мединского письмо, в котором обвинял постановщика оперы в оскорблении чувств верующих. Мединский молниеносно реагирует, он снимает постановщика, ставит на его место человека с темным прошлым, который, по его словам, «как еврей и верующий» закрывает спектакль. Очевидно, Мединский забыл, что в соответствии с нашей Конституцией церковь отделена от государства и не имеет права вмешиваться в светские дела. Но что Мединскому Конституция? Он тоже жутко верующий. И он, государственный человек, становится на сторону религии, игнорируя мнение публики и вызывая демонстрацию в защиту театра.

Историю реформы культуры я рассказываю для того, чтобы будущие поколения знали, как беспомощна и ранима культура перед напором власти. Сотни научных сотрудников лишились работы. К тому же на совести В. Мединского и Министерства культуры преждевременная смерть нескольких человек, которые в результате реформы лишились работы и общественного положения, оказавшись изгоями. Это директор Института реставрации Александр Трезвов, который умер на третий день после увольнения, и заведующий сектором языков культуры профессор Вадим Рабинович, которого П. Е. Юдин преследовал безжалостно, пока не добился своего. Конечно, юридически им не предъявишь обвинения в их убийстве. Но если в мире есть совесть, то П. Юдин и В. Мединский должны нести моральную ответственность за их скоропостижную смерть. Если за это они не понесут юридической ответственности, то будем надеяться на то, что они получат по заслугам на Суде Господнем. Ведь мы всё больше становимся теократическим обществом, и вера в воздаяние за зло входит в религиозную систему представлений. Ведь оба ученых, преждевременно покинувших сей мир, не были ни в чем обвинены, а напротив, спасали свои институты и оказывали посильное сопротивление министерскому беспределу.

По указанию Мединского я тоже лишился работы, так же как и мои коллеги по сектору (за исключением Владимира Кантора), и многие другие сотрудники моего института. В своих воспоминаниях я хочу показать трагедию культуры, которая оказалась во власти плохо образованных, но коррумпированных людей. В одном из своих публичных интервью Владимир Мединский произнес сакраментальную фразу, которая, очевидно, сопровождает всю его карьеру. Он сказал, что «факты не имеют никакого значения, важна только их интерпретация и использование в массовой пропаганде». Лучше не скажешь. Мединский – мастер игнорирования фактов. В противоположность этому я написал свои воспоминания на основе фактов, исторических и биографических, оставляя их интерпретацию читателям. Как это ни было отвратительно, но мне пришлось написать портреты двух друзей и партнеров по «сливанию» – Юдина и Мединского. Отечественная история не должна забыть о фактах вандализма, который совершались в Год культуры сотрудниками Министерства культуры. Но мои учителя – В. Ф. Асмус и А. Ф. Лосев – тоже натерпелись от советской власти. Теперь, очевидно, пришло время страдать и бороться их ученикам. Такова, очевидно, диалектика современной российской жизни…

Вместо заключения

Мои воспоминания – это не заметки праздного наблюдателя. Скорее это рассуждения культуролога о судьбах европейской культуры, к которой я отношу и Россию. Это воспоминания о прошлом и одновременно попытка представить возможное будущее. Это попытка трезво оценить опыт западной культуры. Мы часто отрицали эту культуру, издевались над ней, считали себя выше ее, либо запрещали ее, как какую-то болезнь, эпидемию. Но то, что я видел в западных странах, свидетельствует, что в них существовало и существует глубокое духовное начало, что опровергает привычный стереотип о прагматичности культуры Запада. В этом смысле мне близка позиция Василия Аксёнова, который долгое время жил в Америке, преподавал в университете. Я останавливался в его в нью-йоркском доме, и мы беседовали с ним о России и об Америке. Он относился к Америке с симпатией, но трезво, без идеализации.