Подъемы и падения интеллектуализма в России. Мои воспоминания

Но самое главное заключалось в волшебной природе и мягком, субтропическом климате Приморья. С высокого берега вдали в море виднелся остров с чудны́м названием Коврижка. Голубое, чистое море кишело рыбой и всяческой живностью. На берегу после прибоя можно было встретить крабов, осьминогов, морских черепах и огромные кучи водорослей – агар-агара. Всё лето до самого конца октября я проводил в воде, купался, нырял, загорал на берегу. На небольших пологих сопках можно было найти ягоды, грибы, дикий виноград – кишмиш. На сопках надо было быть внимательными, порой здесь попадались небольшие, но ядовитые змейки. Весной, когда к берегу приходило первое тепло, вместе с ним приплывали тысячи медуз, больших и маленьких. Маленькие нещадно жалились, но ожог проходил через несколько часов. С большими нужно было обращаться осторожно, они были очень красивыми, многоцветными, но плавали в одиночку, так что их всегда можно было обойти.

В общем, после всего испытанного во время войны я впервые блаженствовал. Судьба с некоторым опозданием подарила мне несколько лет убитого войной детства. Школу я помню плохо, она была где-то далеко от нашего дома, надо было не меньше часа добираться до нее. Я тогда не знал такого слова, как «робинзонада», но когда я теперь вспоминаю этот краткий период моей жизни, мне на ум почему-то приходит именно оно.

Правда, война всё еще напоминала о себе. Я опять помню военнопленных, на этот раз японских. Они находились в лагере, но им позволяли свободно выходить из него в поисках пищи на берег океана. Тогда я удивлялся – что можно было найти на песчанном берегу? Я не знал, что пленные собирали наиболее полезную и здоровую пищу – креветки и водоросли. Теперь такой обед в японском ресторане мне порой не по карману. Но в то время я не был знаком с японской кухней.

Помню, рядом с нами в поселке жило много корейцев. Они выращивали фантастические овощи у себя на огородах, но для этого они использовавали нечистоты всех соседних общественных туалетов. Пестрое население поселка жило в дружбе, не было никаких национальных конфликтов или неравенства по принципу рождения.

Я жалею, что пришлось мало пожить в условиях дальневосточной «робинзонады». Но надо было учиться, а мои школьные занятия не были систематическими. За время учебы мне пришлось переменить 10–15 школ. Поэтому не было постоянных учителей, условия обучения были различными. Окончил я школу под Москвой, в городе Дмитрове, куда перевели служить отца. Здесь был хороший коллектив преподавателей, в особенности по литературе. В то время Дмитров был провинциальным городом с деревянными домишками со слепыми окнами. Задняя часть домов на улице, где я жил, выходила на канал Москва – Волга. По вечерам город казался пустынным. Единственным развлечением того времени были трофейные американские фильмы, которые поступали в прокат из захваченного нами немецкого киноархива. Эти фильмы у меня, да и не только у меня, создали первые представления о Голливуде, да и об Америке вообще.

Школа находилась в центре города, за высоким валом, окружающим древнюю часть города. Этот вал был длиной 980 м и высотой до 20 м, внутри него возвышался величественный Дмитровский собор. Школа стояла у самых его пределов. У нас были хорошие учителя, в особенности по литературе и истории. Летом можно было купаться в канале. Мы снимали деревянный дом на центральной улице города, недалеко от этого канала. Теперь его снесли, и город неузнаваемо изменился. В этом городе новая архитектура, новые улицы, спортивные сооружения. С мэром этого города, молодым человеком, я иногда играю сейчас в теннис. Но в Дмитрове по-прежнему много истории, славной – когда он был более значительным городом, чем Москва, и прóклятой – когда Дмитров при советской власти стал центром ГУЛАГа, где на стройке канала гноили тысячи и тысячи людей.

Канал Москва – Волга сооружала армия заключенных, которая в 1937 г. насчитывала 192 тыс. подневольных рабочих. Помимо рецидивистов в ней находились политзаключенные – СОЭ (социально опасные элементы) и СВЭ (социально вредные элементы). Центром, где содержались заключенные, был Дмитрлаг, который помещался на территории бывшего монастыря, расположенного на окраине города Дмитрова. Я посещал этот огромный монастырь в 70-х гг., он поразил меня своими размерами. Но в конце 30-х гг. в монастыре было тесно – сюда свозили тысячи заключенных, которые получали высокое звание «каналоармейцев», но содержались как рабы. По сути дела, это была армия рабочих, построенная по образцу рабовладельческого общества. Пища была скудная, спали на нарах. Тех, кто был не в состоянии работать, расстреливали неподалеку от монастыря.