Подъезд

— Приеду, конечно, но… поздно, или… завтра утром. — Проговорив это, Сергей зажмурился так, будто сейчас ему должны были дать пощечину. О, лучше бы это была пощечина! Но на другом конце провода повисло тяжелое молчание.

— Лида, милая, прости, пожалуйста! Я же не виноват…

— Хорошо, Сергей, — холодно произнесла супруга, — я отпущу гостей. Сам будешь потом объясняться. Передавай привет Петровичу.

— Лида, Лида, подожди! — нервно затараторил Сергей, но в трубке уже раздавались короткие гудки. От досады он саданул трубкой об панель аппарата так, что половина её разлетелась на мелкие кусочки. «Чтоб тебя!» — зло стиснув зубы, сказал он непонятно кому, и, пнув ногой дверь автомата, вышел на наружу.

Буря самых противоречивых чувств нахлынула на него, и он, сунув руки в карманы куртки, стал нервно расхаживать взад и вперед под окнами парикмахерской, пытаясь понять, что это сейчас было. Разговор с супругой, казалось бы, должен был обрадовать Сергея, ведь теперь стало понятно, что старый и новый город существуют каждый в своем временном измерении и переход между ними находится где-то в районе трамвайного пути. А значит он всегда может вернуться назад, в свой мир: к жене, дочке и любимой работе.

Но ведь и этот мир ему не чужой: здесь живут его друзья, звучат их песни, здесь так весело и легко, как может быть только в пору беззаботной юности! Почему же ему тогда так тошно на душе, будто он делает, или сделал, что-то нехорошее?

Может быть это из-за вранья? Зачем были нужны все эти отговорки про транспорт и про следующий день? Ведь ничто не мешает ему прямо сейчас сесть на трамвай (ещё и шести нет!) и снова оказаться в своем времени за праздничным столом. Но в том-то и дело, что Сергей не соврал! Он сказал чистую правду, скрыв от супруги лишь то, что сейчас их разделяют не километры, а годы — двадцать лет без малого. Скажи он ей об этом, она всё равно не поверит.

Между тем вечерело и в парикмахерской зажгли свет. Сергей остановился напротив панорамного окна и стал рассматривать знакомые с детства рисунки на стеклах, изображавшие мужские и женские головы с прическами в стиле шестидесятых. За стеклом пухленькая парикмахерша в розовом фартуке с феном в руках порхала вокруг молодой блондинки. Они о чем-то болтали и весело смеялись, но стекла в окнах были такими толстыми, что ничего не было слышно. Девушка на кресле показалась Сергею знакомой, и он подошел ближе, чтобы её разглядеть. Будто почувствовав взгляд Сергея, блондинка повернулась к окну и приветливо помахала ему рукой.

Словно порыв морского ветра налетел на Сергея, вскружив ему голову и едва не сбив с ног. Это была она — Светлана, его первая любовь с пятого этажа! Все такая же молодая и красивая, с открытой улыбкой и хитринкой в глазах, вечно куда-то летящая и всегда смеющаяся, близкая и желанная, и в то же время далекая и неуловимая, как летнее облако, которым готов любоваться вечно, но ветер подул, и вот — нет его…

Первый раз Сергей увидел её на дискотеке, где Арена сыграла несколько композиций. Там, в этом вихре цвета и звука, кружилось много красивых девчонок, но Сергей смотрел только на нее. Она так легко и естественно двигалась в танце в своей джинсовой паре и с модной химией на голове, что казалась пришелицей из иного, западного мира, который для молодежи позднего СССР был землей обетованной. От танца к танцу она словно нарочно передвигалась все ближе к эстраде, пока не оказалась у самой рампы, как раз в тот момент, когда Сергей выводил фальцетом: «А за окном бушует месяц май, и кружит в белом танце…». Одной её улыбки, как бы невзначай брошенной в его сторону, хватило чтобы, Сергей влюбился горячо и бесповоротно.

Потом было знакомство в оркестровке, куда Светку привела подруга гитариста, Джулия, ночные прогулки по весеннему городу и та самая искра, которая пробегает между молодыми людьми в этом возрасте, зажигая в их сердцах пламя, способное переплавить двоих в единое целое. Увы, огонь горел недолго.

Однажды Светка позвонила Сергею и сказала, что им больше не надо встречаться. Эти слова оглушили Сергея, и он много дней сидел дома, забросив репетиции и не отвечая на звонки. Из этого состояния вывел его Петрович: он пришел к другу с двумя «огнетушителями» и как бы между делом стал рассказывать о Светке всякие гадости. Тогда они чуть было не подрались, но, Сергей, хотя и не поверил другу, решил все же «завязать с соплями» и начать новую жизнь, без неё.

Потом они ещё встречались несколько раз на дискотеках и в компании, но уже как простые знакомые. Сергею даже казалось странным: как это раньше он и дня не мог прожить, чтобы не видеть её и не слышать её голос? Правильно говорит Петрович: любовь — худший из наркотиков, редко кто с него слазит…