Подглядывающая

– Каждый из вас сфотографировал модель, – звучит в тишине голос Ренаты. – А теперь давайте посмотрим, как ее сфотографировал Юрий Викентьевич.

На экране появляется картинка. По студии проносится тихое «аах», в том числе – и мое.

Фото сделано не на подиуме, а, вероятно, в соседней комнате, где Валентин ждал приглашения Ренаты.

В той комнате все темное – скамья, обои, куртки, висящие на крючке. Единственное яркое пятно – это белое тело обнаженного парня и его почти кроваво-рыжая шевелюра.

Валентин, съежившись, сидит на деревянной скамье. Его ввинченный в пол взгляд, мученическое выражение лица, некрасивая до прекрасного поза – все говорит о том, какие душевные терзания он переживает. Он боится. Ему плохо. Но он готов. И, думаю, каждый из нас прочувствовал это на себе.

Снимок сделан против света, поэтому создается ощущение, что фотограф подглядывал. Вернее, фотограф и в самом деле подглядывал – вряд ли кто-то здесь сомневается в этом.

– А теперь вернемся к фотографии, показанной в начале занятия, – Рената переключает кадр. – Девушка на траве. Вы так легко согласились с тем, что она не знает, будто за ней подглядывают. Почему? Потому, что я – ваш преподаватель? – спрашивает Рената таким тоном, словно и в самом деле ждет ответа. Студенты улыбаются. – Посмотрите на ее позу. Это поза женщины, которая чувствует себя расслабленной? Легко ли быть расслабленной в такой позе? Думаю, даже улыбка дается модели с трудом. Девушка сама по себе красива, ее внешние данные притягивают внимание – кому не нравится созерцать красивую обнаженную женщину? Есть такие?.. Итак, что мы имеем. Красивая женщина, красивая трава, красиво светит солнце. Но где же фотограф? В чем его мастерство? В том, что он положил красивую девушку на красивую траву так, чтобы солнце не засвечивало? Попросите вашу девушку или вашего парня поваляться обнаженным на траве – вы получите куда больше удовольствия, чем от созерцания этой фотографии.

В студии включается потолочная лампа. Студенты жмурятся.

– Это не честно! – заявляет самый смелый. – Мы снимали на подиуме! Другие условия!

– Да, это нечестно, – улыбаясь, соглашается Рената. – Я поставила вас перед моделью, я дала вам задание. В конце концов, я ваш преподаватель – и вы обязаны меня слушаться, следовать правилам, которые я устанавливаю, не так ли? – она соскальзывает со стула и подходит к смелому студенту. Стоящие рядом инстинктивно расступаются. – Вот главное правило сегодняшнего занятия – никаких правил! Особенно тех, что пытается внушить вам преподаватель... Другие условия? – теперь она обращается ко всем. – Кто-нибудь из вас сделал хотя бы один снимок, пока Валентин боролся с собой здесь, на подиуме, пытаясь принять позу. Хотя бы один по-настоящему эмоциональный снимок? Почему? Вам было некомфортно? Это неприлично? – она поднимается на подиум – и оказывается выше любого из нас. – Рамки приличия – это, в любом случае, – рамки, какое бы слово не шло после. Рамки. Границы. Клетка. Клетка, в которой вы заперты. Много ли шедевров вы снимите, сидя в клетке? – она ждет ответа, но никто не произносит и звука. – Если вы хотели снимать девушку в траве, почему вы пришли на курсы к ученице одного из самых эпатажных фотографов современности? Вы здесь, потому что хотите восхищать, поражать и вызывать катарсис. Я указала вам путь. Вопрос лишь в том, пойдете ли вы по нему. Хватит ли у вас смелости выйти из клетки… На этом все. Спасибо!

Я замечаю, что Стропилова уже нет, и поскорее направляюсь к выходу – мне бы перевести дух.

– А вы останьтесь, – говорит кому-то Рената. На всякий случай, я ускоряю шаг. – Прошу вас, не уходите, девушка в парике.

Я не сразу оборачиваюсь, хотя теперь точно знаю, к кому она обращается.

Рената не смотрит на меня – общается со студентами. Какое-то время я просто стою у двери и жду. Когда за дверью скрывается последний из них, и я уже растягиваю губы в улыбке, из соседней комнаты сначала выглядывает, а затем выходит Валентин.

Он по-прежнему с голым торсом, но уже в джинсах, из которых узкой полосой выглядывает резинка белых трусов. Сейчас его никто не заставляет ходить без майки – так что, возможно, резинка торчит не просто так.

Не обращая на меня внимания, Валентин направляется к Ренате.

Сейчас, когда нет посторонних – а я, похоже, вообще не считаюсь – Валентин кажется другим человеком. Взрослее, увереннее в себе. Он оживает с каждым шагом. С каждым шагом все шире распрямляются его плечи.

Он останавливается перед Ренатой, сидящей на высоком стуле, так близко, что почти касается ее колен. Закладывает руку за руку. Его распущенные волосы, играющие мышцы, расправленные плечи – теперь весь его облик должен давить на Ренату, уменьшать ее. Но, странное дело, не смотря на физическое превосходство, рядом с Ренатой он все равно кажется мне цыпленком.

– Зачем Стропилов сделал то фото? Там все убого! – у него резкий хрипловатый мальчишеский голос.– Убогая мебель, убогие шторы и я... – он не сразу решается повторить эпитет по отношению к себе. – Я тоже – убогий на этом снимке! А я – модель, меня нельзя так снимать!