Подгоряне

Шеремет находился в числе трех райкомовских секретарей республики, которые

бессменно работали на одном месте со времен войны. Он медленно продвигался

по должностям. Перед тем как стать Первым, заведовал парткабинетом, затем

был заведующим отделом агитации и пропаганды, потом секретарем по

пропаганде. А с того момента, когда этот последний стал называться

секретарем по идеологии, Шеремета начали постоянно выбирать первым

секретарем райкома. По этой причине его хорошо знали в здешних местах не

только взрослые, но и дети. Соответственно так же отлично знал и он их. Судя

по всему, выше теперешней ступеньки ему уже не подняться. Между тем он

шутил: смотрите, мол, я уже в Калараше, а он на целых пятьдесят километров

ближе к Кишиневу. Похоже, однако, на то, что эта полсотня окажется для

стареющего секретаря непреодолимой. Сдается мне, что и пенсионером он станет

в Калараше. Грустно, конечно, но что поделаешь?.. У Шеремета уже два сына

работают инженерами в Ленинграде. Один успел жениться. Подтянулись и младшие

сыновья. Самый младший учится на последнем курсе Кишиневского университета.

Единственная дочь стала учительницей, преподает физику. А годы самого

Алексея Иосифовича шустро катятся под уклон, приближаются к рубежу, когда

уже надо нянчить внуков. А выйдет на пенсию - его назначат на какую-нибудь

более легкую должность: люди типа Шеремета уходят на пенсию, но не от

работы. Подыщут, обязательно подыщут ему подходящую работенку где-нибудь в

Комитете по защите природы, или Охране памятников старины, либо в Обществе

охотников и рыболовов. Может пойти в Комитет ветеранов войны или защиты

мира. Было б желание, а дело найдется. Но это потом. А пока что он

выуживает, выводит на чистую воду очередного районного плута.

- Ну и негодяй! Вот посмотришь, Фрунзэ, Иосуб до самого вечера будет

искать ключи. Ох, как не хочется ему показывать нам свой погреб! Небось,

проклинает себя за то, что вовремя не залез в свою нору и не закрылся там!

Иосуб Вырлан явно не торопился с возвращением. Но не спешил и Шеремет.

Он удобно уселся в тени беседки, снял даже пиджак и расстегнул ворот

рубашки. Попробовал на стене выключатель - горит ли свет. Вырлан хорошо

оформил свою беседку. От земли до самого конька шатровой крыши, извиваясь,

ползла виноградная лоза, с которой прямо в беседку свисали гроздья

продолговатых виноградин, похожих на набрякшие молоком соски козьего вымени.

Странно, что, находясь внутри помещения, вроде бы в тени, гроздья все-таки

созревали. Посреди беседки стоял стол, ножки которого были врыты прямо в

землю. Вокруг стола были тяжеленные скамейки, как в каком-нибудь маленьком

ресторанчике, работающем под старину. Черепичная крыша предохраняла гостей

от дождя. Дорожки от порога дома до беседки и погреба были покрыты цементом

и окантованы осколками красных черепков. Цветы, посаженные по краям дорожек,

придавали этому уголку двора вид небольшого ухоженного парка.

- Видишь, что наделали эти сукины сыны кинематографисты? Ведь это они

помогли Иосубу построить его "потемкинскую деревню!"

Тут я вспомнил, что и наша ветряная мельница вторым своим рождением

обязана "киношпикам". Они восстановили ее так, что она стала гораздо

красивее той, которая была в пору моего детства. Пройдоха Иосуб Вырлан ловко

воспользовался нуждами киносъемочной группы. Сперва предложил свои услуги в

качестве пожарника: буду, мол, подбирать окурки за актерами.

Любой строитель сейчас же разоблачил бы Вырлана с его фальшивкой, хотя

он и понатаскал в погреб и пыли, и другого разного хлама и старья. Киношники

же поверили Иосубу на слово или сделали вид, что поверили. Особенную радость

им доставили отпечатки настоящих пальцев. Режиссер измерял их сантиметр за

сантиметром линейкой и восторженно восклицал: "Ну же и лапищи были у тех

гайдуков!"

Оператор крутился со своей камерой рядом, снижал разные планы: крупные,

средней величины и малые; в голове его сами собой всплывали лермонтовские

строки: "Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя: богатыри -

не вы!" Режиссер, не в силах сдержать в себе бурю ликования, кричал: "Вы

только гляньте, люди добрые, вся моя ладонь умещается в одном гайдуцком

пальце!"

А когда Иосуб Вырлан вытащил из каких-то неведомых недр старинную

бумагу - купчую, исполненную славянскими буквами, в которой подтверждалось

приравнивание его предков к мазылам, то есть к дворянскому сословию,

режиссер едва не выкинул из киноленты уже отснятый материал с ветряной

мельницей, а заодно с нею и все сцены, изображающие сражение гайдуков с

турецкими янычарами по оврагам и лесным дорогам и просекам. Теперь вся

гайдуцкая тема перекочевала к погребу Иосуба Вырлана и прокручивалась возле

бочек с вином.

- До чего же доверчивы люди, Фрунзэ! - удивлялся Шеремет. - Почти

каждое воскресенье приезжают к этому старому плуту кинематографисты из