Читаем Подгоряне полностью

теперь постоянно побаливают от кистей до самых плеч, и мама не может месить

тесто и выпекать большие калачи, как делала еще недавно. Отец знает это и не

заставляет ее возиться с квашней, вставать к замешенному тесту по нескольку

раз за ночь. Она никому не жаловалась на свою боль, переносила ее молча.

Отец же по-настоящему понял ее страдания лишь "а свадьбе Никэ. Глава нашего

семейства заказал свадебные калачи в сельской хлебопекарне - так теперь

поступают почти все кукоаровцы. В прежние времена с калачами у нас была

целая история. Какая б непогодь ни была на улице, мама гнала мужа непременно

в Бравичи, на мельницу Миллера. Лишь тесто, изготовленное из муки, смолотой

вальцами Миллера, можно было сделать почти воздушным и таким тягучим, что

оно раскатывалось до тонкости папиросной бумаги.

Губы мамы шевелятся. Я не знаю, что она там бормочет. Уткнулась в

телевизор, и губы ее подрагивают. Она явно что-то говорит про себя. Но что?

Почему не заговорит вслух, не откроет нам своих мыслей? Мама убеждена, что

на каждом пшеничном зернышке запечатлен лик господний. Сколько бы ни уверял

Никэ, что не лик божий это, а всего-навсего зародыш, из которого

выбрасывается жальце всхода, мама оставалась при своем убеждении и могла

часами всматриваться в пшеничный глазок. Всматривалась с молитвенным

умилением, будто перед ней крохотная иконка с изображением Спасителя.

Пшеничное зерно для мамы и вправду было святым, потому она и млела перед

ним, светилась вся каким-то глубоким внутренним светом. Она способна

возненавидеть человека, наступившего на хлебную крошку. И готова расцеловать

тех, кто эту крошку поднимет и поднесет к губам в знак благоговения перед

ней. Смахнуть хлебную корочку на пол - тягчайшее преступление, по убеждению

мамы. Это святотатство, коему нет прощения. Поступить так - это все равно

что плюнуть в икону с изображением Всевышнего Творца - так думала мама. Она

не настаивала на том, чтобы й ее младший сын думал точно так же. Только,

говорила она, пускай и он не пытается отбить у нее святую веру в богоподобие

пшеничного зерна! Она унаследовала ее от своих предков и знала, что дурного

от нее никому не сделается. Если сын сходит с ума от футбола, то это его

дело: пусть себе смотрит, как почти две дюжины великовозрастных верзил

носятся словно очумелые за одним мячом. А ей, матери, пусть не мешает

наглядеться (хотя бы по телевизору!) на то, как возносится хвала Пшеничному

Снопу!

В лице дедушки мама имела хорошего союзника. Со своими постоянно

меняющимися, точнее, варьирующимися амбарными теориями он смотрел все

сельскохозяйственные передачи. Если мы забывали позвать его к их началу, он

страшно сердился. Сейчас он стоял позади мамы и удивленно-радостно кричал:

- Ох, какие толстенные цыгане! Все беш-майоры попали на патрет!..

Скажи на милость!

Механизаторы все в пыли. Руки и лица в масле. Загорели на солнце до

угольной черноты и теперь были похожи на людей, только что поднявшихся из

шахты. Белые полотенца да такие же белые зубы светились у всех.

- Какие тебе цыгане, батюшка? - ответила отцу мама. - Сейчас там все

одинаково черные. Земля еще чернее, а родит белый хлеб и нас кормит.

Помнишь, ты пел мне, когда я была маленькой: "Папина дочка, беленькая, как

черная сковородка". Пел ведь?

- Ежели ты была чернее грачонка, как же еще я должен был тебе петь,

коровья башка?! Черненькая, а глаза голубые, как у меня. Такое бывает только

у молдаванок! - заключил старик не без гордости.

Дедушка не захотел оставаться у телевизора, чтобы посмотреть

праздничный концерт по случаю Последнего Снопа. Сказал, что нагляделся всего

досыта и больше не желает портить свои старые глаза, что за всю свою жизнь

ни разу не топал в хороводе и, слава богу, от этого соски на его титьках не

выросли сверх нормы"

3

Виноград зреет. Приближается время его сбора. На опушке леса, где в

последние годы вырос винзавод, вовсю кипит работа.

- Если хочешь увидеть Шеремета, приходи пораньше к лесу Питара. Там он

бывает каждое утро, - советует мне Никэ. - Сколько бы я ни проезжал мимо,

всегда его вижу. Привозит с собой котлеты до того вкусные, что пальчики

оближешь!..

- Ты уже успел попробовать и его котлет? - смеется отец над своим

пронырливым и нахальноватым сынком.

- Отличное место выбрал Шеремет для винзавода. С одной стороны лес,

который тянется аж до Оргеева. С другой - старые погреба Овалиу, - говорит

Никэ, минуя уколы отца.

Помещика Овалиу кукоаровцы называли сумасшедшим греком, потому что он

всегда прикрывал свою спину лисьей шкурой. Одни говорили, что таким образом

барин прикрывал горб. Другие были уверены, что, облачившись в лисью шерстью

наружу шкуру, "сумасшедший грек" превращается в привидение, чтобы пугать

людей. И вообще за этим вконец разорившимся дворянином тянулся длинный шлейф

всяческих легенд. Знающие люди утверждали, что родители Овалиу имели

огромный замок на берегу Реута. В замке этом комнат было больше, чем в

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Аквитанская львица
Аквитанская львица

Новый исторический роман Дмитрия Агалакова посвящен самой известной и блистательной королеве западноевропейского Средневековья — Алиеноре Аквитанской. Вся жизнь этой королевы — одно большое приключение. Благодаря пылкому нраву и двум замужествам она умудрилась дать наследников и французской, и английской короне. Ее сыном был легендарный король Англии Ричард Львиное Сердце, а правнуком — самый почитаемый король Франции, Людовик Святой.Роман охватывает ранний и самый яркий период жизни Алиеноры, когда она была женой короля Франции Людовика Седьмого. Именно этой супружеской паре принадлежит инициатива Второго крестового похода, в котором Алиенора принимала участие вместе с мужем. Политические авантюры, посещение крестоносцами столицы мира Константинополя, поход в Святую землю за Гробом Господним, битвы с сарацинами и самый скандальный любовный роман, взволновавший Средневековье, раскроют для читателя образ «аквитанской львицы» на фоне великих событий XII века, разворачивающихся на обширной территории от Англии до Палестины.

Дмитрий Валентинович Агалаков

Историческая проза / Проза